распили. Забрал старик деньги и домой отправился, а цыган тем временем сел на коня и поскакал. Но не цыганом он был: это Ох в цыгана обернулся.
Нес конь Оха между макушками деревьев и облаком. Как спускаются к лесу, подъезжают к Оху. Ставит Ох коня в стойло, и идёт в хату.
– Не уйдёт всё же от меня, вражий сын, – сказал жене.
Как подошёл полдень, берет Ох за уздечку коня и отводит к реке на водопой.
Приводит к реке, а тут конь наклоняется напиться, оборачивается окунем и уплывает. Ох, не раздумывая, оборачивается щукой и стал за ним гнаться. Ещё чуть-чуть, и догонит, а окунь разворачивает плавники, машет хвостом, и не схватить его щуке. Вот догнала его щука и молвит:
– Окунек! Поворачивайся головой, будем с тобой беседовать!
– Если ты, кумушка, беседовать желаешь, я и так могу услышать!
Нырнул поглубже и уплыл от щуки. Догоняет снова щука его и молвит:
– Окунек! Повернись ко мне головой, будем с тобой беседовать!
Тут окунек расправляет плавники:
– Если ты, кумушка, беседовать желаешь, я и так могу услышать!
Долго так гоняли щука с окунем, а поймать его она так и не могла.
Тут подплыл окунь к бережку, где царевна белье полоскала. Обернулся окунь в гранатовый перстень в прекрасной золотой оправе, увидала это царевна, вытащила его из воды. Принесла домой, хвалится:
– Смотри, батюшка, какой я прекрасный перстенек нашла!
Полюбовался отец, а царевна решить не может, на какой палец одеть его: так он красив!
Скоро царю доложили, что прибыл купец. (А ведь это Ох в купца обернулся.) Выходит царь:
– Что ж тебе, старичок, надобно?
– Да вот ехал я, – молвит Ох, – по синему морю, вез на корабле на родные земли к своему царю перстенёк гранатовый, и упал он в воду. Не сыскал ли кто из ваших?
– Сыскали, – отвечал царь, – дочка моя отыскала.
Позвали дочку. Тут стал Ох просить, чтобы та отдала перстень, говорил, что не жить ему на белом свете, если не привезёт его! А она отдавать не хочет! Тут царь вмешивается:
– Отдавай, – сказал, – дочка, не то будет беда из-за нас старику!
Ох снова просить стал:
– Возьмите, что хотите, но перстень верните.
– Ну, если так, – сказала царевна, – то пусть не будет он ни тебе, ни мне! – и бросает перстень наземь… и рассыпается перстень пшеном по целому дворцу. Ох, не раздумывая, оборачивается петухом и стал это пшено клевать. И клевал, пока всё не склевал; только одно зернышко покатилось под ногу царевне, и осталось незамеченным. Когда поклевал, из окна улетел.
Тут из того пшенного зернышка обратился парубок, да такой гарный, что царевна, как увидала, сразу влюбилась, – попросила отец и мать, чтобы выдавали за парубка замуж.
– Я, – говорила, – ни за кем не буду такой счастливой, лишь за ним!
Долго ещё не хотел царь отдавать дочь за обычного парубка, но потом всё ж согласился; благословил их, обвенчал и такую свадьбу сыграл, что весь свет там побывал.
Ну,
