недостаточно. Ты, Сирик, кретин, в отличие от Кеста. Из-за твоей глупости погибли шестнадцать человек плюс сотня засельцев. Я обязан отчитаться перед Караван-сараем. Заплатишь целиком, я оставлю свои мысли при себе. Заупрямишься – и ни один охранник не пойдет к тебе на службу. – Он свел брови. – Никогда.
Купец покрылся испариной, но все же смог изобразить невозмутимое смирение.
– Капитан Кест, расплатитесь с ним.
Чуть позже Остряк вышел на улицу. Остановился, посмотрел на утреннее небо, затем направился домой. Невзирая на жару, капюшон он не снимал. Прокля́тые отметины на коже после стычек начинали алеть, а потом неделями не тускнели. Приходилось всеми силами избегать чужих глаз. Увы, лачугу, в которой он теперь проживал, небось уже осадила стая послушников, жаждавших его возвращения. Женщина тигрового окраса, провозгласившая себя Верховной жрицей местного храма, наверняка услышала боевой клич Смертного меча Трейка, хоть он и раздался посреди Заселенной равнины, в тридцати с лишним лигах от города. Стало быть, ей тоже захочется… чтобы Остряк уделил ей внимание.
Впрочем, какое ему дело до нее или до жалкого отребья, крутящегося при храме? Остряк совсем не хотел убивать тех разбойников. Удовольствия от кровопролития он не испытывал, звериная ярость восторгом не пьянила. А еще он потерял друзей – в том числе последних двух, что следовали за ним с са́мого Капастана. Эти раны были куда глубже и заживали куда труднее.
Несмотря на туго набитый кошель, настроение было поганое, и проталкиваться через запруженные народом улицы не хотелось. Лишний толчок или неосторожное ругательство в его сторону – и Остряк схватится за клинки, оставляя вокруг себя кровавое месиво, а после такого – либо бежать из Даруджистана, либо болтаться на холме Высокой Виселицы. Поэтому, выйдя через Усадебные ворота к югу от Бортенова парка, а затем спустившись к Озерному кварталу, Остряк пошел кружным путем, по узким извилистым переулкам и заваленным мусором подворотням.
Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, тут же отскакивали в сторону, ведомые инстинктом самосохранения.
Решив свернуть в более широкий проулок, Остряк уперся в высокий фургон, по которому будто прошлась бесчинствующая толпа. Ах да, Празднество – почти забыл про него. Тут он, впрочем, заметил, что идет по ошметкам тел и лужицам запекшейся крови, на месте двери фургона зияет дыра, откуда валит густой дым, бока лошадей покрыты по́том и пеной, а поблизости ни хозяев, ни грабителей, – и понял: перед ним самый что ни на есть фургон Тригалльской торговой гильдии, будь она неладна. Их появление всегда отличалось внезапностью и непредсказуемым масштабом ущерба.
А что еще более неприятно – тригалльцы составляли серьезную конкуренцию даруджистанскому Караван-сараю. Взять хоть их паевую систему – местным давно стоило до этого додуматься. С другой стороны, если в слухах, окружающих Тригалльскую гильдию, есть хоть доля правды, текучка там будь здоров – не каждому здравомыслящему охраннику такое понравится.
Ну ладно, а сейчас разве лучше? Кроме Остряка, из сопровождения Сирикова каравана не выжил
