тревожности. За окном был мост с красивым названием и абсолютно скучной историей создания, на нём я заметил фигуру. Единственный борец с режимом и хворью, некий старик в грязно-коричневом пальто, опершись на перила, смотрел на воды канала. «Да, там в одном русле всё время другая вода, мой подмёрзший Гераклит», – подумал я и вернулся вглубь квартиры. Интернет быстро наполнялся стенаниями людей, выяснивших, что им скучно сидеть дома. Я усмехнулся, представляя, как же их начнёт корячить друг от друга через пару месяцев. Что нас ожидает? «Думаю, всплеск рождаемости и разводов, ничто не ново под Луной, временами людям всё-таки приходится замечать тех, с кем они живут и, обычно, на результаты этого забавно смотреть со стороны», – ядовитость собственных мыслей начала щипать мозг, будто пожевал лимон, когда я успел стать таким едким? Я, конечно, не получил свои прививки от добродушия, но сейчас в ряду мыслей было больше желчи чем мыслей как таковых…
Отвернувшись от информационной бездны, названной интернетом, я подошёл к шкафу с поэзией, желая переключить голову: на полке левее небольшой вазочки с засушенными розами меня встретила фотография в рамке, на ней был изображён «Свободный Париж» – большая фреска, нарисованная на стене в степной археологической экспедиции. На фреске красовался большой город с улочками, храмами, замками, портом и кафе; нижняя часть стены постоянно осыпалась, её ежегодно восстанавливали и перерисовывали, тем самым меняя Париж, каждый год новый вид, каждый год прежний смысл, как вода, на которую смотрит старик за окном. Перед глазами встала череда изменений, ретроспектива выдуманных улиц: когда-то снизу была мельница, а десять лет назад там был кабак и площадь с фонтанами в виде рыб, в нижнем правом углу в моём детстве в портовом районе гарцевал прозрачный, призрачный рыцарь… эх, детство! Именно в том выдуманном месте и жили мои прекрасные родители: высоколобые, восторженные, плевать хотевшие на правила догнивающей мечты о социалистическом будущем, сколотившие вокруг себя свою диссидентскую сказку.
«У нас тут боевой отряд – вроде красной конницы,
А то, что все со всеми спят – так это от бессонницы».
Хиппи-коммуна по-русски, нечто вроде семьи Чарльза Мэнсона, только вместо воровства и надувательства – научный труд, а вместо Хелтер Скелтера – идея о том, что «Человек должен вести себя по-человечески», прекрасный сон прекрасных людей. Они жили с верой в то, что вот-вот весь этот бардак со знамёнами, звёздами и уравниловкой рухнет, и настанет новый мир. Идейное Прекраснодушие – это неплохо, очень даже, но есть «но»: в определённый момент они начинают воспитывать детей, новых детей для нового мира, доброго и свободного, такого, каким им хотелось его видеть.
Что будет, если воспитывать ребёнка концептуально? Будет только пиздец.
На дворе был тот самый чудесный период времени, возвращением которого нынешняя власть любит запугивать электорат. Мне сложно судить трезво, для меня, в конце концов,
