у окна. Мама ещё меня не видит, она сидит в скомканных простынях и читает книгу, кажется Оскара Уайльда, которую я ей принёс в прошлый визит, а может уже что другое, всё, что осталось ей – это читать. Я постоянно приношу ей стопки книг и забираю назад прочитанное. Она поднимает голову и улыбается – красиво.
Я свозил её в туалет на каталке, я забрал какие-то грязные вещи, мы посидели и поговорили о том, что ей снова начался нравиться По, она рассказала какие ужасные у неё соседки по палате. Я кивал, мало что слыша ушами, просто впитывал её присутствие, замешанное на усталости, как у завядшей, пожелтевшей и оплывшей розе, стоявшей в вазе, ещё совсем чуть-чуть и хозяин обратит на это внимание.
Я поцеловал её щеку.
– Я тебя люблю.
– Я тебя больше.
Я не знал, что вижу её в последний раз.
Я сидел в том же трамвае, что и несколько лет назад, я ехал этим же маршрутом, осмысливая смерть сестры. Тогда я задался целью написать сказку про вагон, в который ты не хочешь попасть… и не написал.
Солнечный свет кусается сквозь оконное стекло, город шумит, а я еду в жёлтый дворец, стоящий на холме.
В том дворце умерла королева.
Звонок прозвучал утром, и я всё узнал – теперь я еду тем же трамваем; интересно за мной тоже поедут на нем?
Мокрые пятна на асфальте складывались в несколько собачьих силуэтов, то ли бегущих друг за другом, то ли танцующих, участки сухого асфальта присваивали им род далматинов. Ночной путь в бар, до часа собаки и волка ещё далеко, но в холодном ветре этого июля уже явно чувствуется запах сучьей ночи. Асфальт вспорот, из-под него торчат красные трубки, обновлённые вены города для воды и электричества – слёз и нервов. Одна трубка кинута через дорогу и пробита почти в центре, из неё бьёт тонкий фонтан, вода разлилась повсюду, превращая небольшой переулок в сплошной ручей с бортами-тротуарами, тоже перекопанными, ожидающими покрытия плиткой. Я иду в бар, мне нужны длинные пальцы, которые передадут мне стакан единственного рабочего успокоительного, мне нужно молчание с большими ласковыми глазами, которое будет меня обнимать, пока мой разум не уплыл вместе с этой мутной водой куда-то в подземные коллекторы, хранящие сны и дерьмо этого города.
Ветер хлопнул форточкой и спугнул кошку, спавшую на подоконнике, она с шумом свалилась на пол и в панике сбежала из комнаты. С невесёлой ухмылкой, я встал и закрыл окно на задвижку, было холодно, эта весна радовала теплом настолько же, насколько то треклятое лето год назад. За окном гуляла дама средних лет в зелёном пальто и в медицинской маске – в руке у неё был поводок, на другом конце которого носилась жизнерадостная такса.
Женщины вечно меня выручают – Ян после смерти Никто, Инь после смерти Мамы… «Интайм» что-то расшевелил, из теней в голове выступают всё новые и новые образы, девушки идут внутри моей головы – почему я забыл о всех вас? Яркие угольки… вас просто заслонило два больших костра… а они разве не заслонены,
