тебя перестать… – Уоррен припомнил ей свои мольбы, оставшиеся без ответа, и притянул её за руку к себе, шепча на ухо: – Единый поможет тебе…
К его огромному удивлению из глаз Эссы брызнули крупные слёзы, но она быстро вытерла их.
– Я одна, Элайн, мне никто не поможет, – прошептала она.
Нет, она не шутит, не издевается только потому, что жестока и безразлична. В ней действительно бушует нечто разрушительное и находит только один мучительный для него выход. Он должен окончательно успокоиться и помочь.
– Я здесь и всё ещё чудотворец, – мягко сказал Элайн, едва отдавая себе отчёт, что нежно касается её лица.
– Хочешь откровений? Нет, я унесу это с собой в могилу.
– Я попрошу Брайана…
– Не смей! – вскрикнула она.
Возникло странное ощущение, что в Эссе сидит настоящий демон. Но в её глазах было столько страдания, что даже мысль об изгнании нечисти отпала. Нет, изгоняя демонов, Эссе не помочь. В её душе есть что-то такое, что только молитвой не убрать. И это что-то принадлежит лично ей. Это очередная миссия, возложенная богом?
Ему вдруг живо вспомнился тот мужчина в Три-Алле. Уоррен был почти уверен, что не только спас его от самоубийства, но и отвратил от других таких же мыслей. А ведь Ноэль просто рассказал свою историю.
– Расскажи, почему гортензия в огне, расскажи, откуда пришёл огонь, – очень тихо попросил Элайн.
Эсса посмотрела на него как на безумца:
– И ты правда думаешь, что о таких вещах можно рассказывать?
– Тогда я попробую угадать. Судя по твоей настойчивости в соблазнении святого, смею предположить, что ты переспала с кем-то, с кем спать было никак нельзя. Ты ведь хочешь, чтобы и я перешагнул грань, верно? Единый никак не наказал тебя за это. Ты хочешь увидеть, как Он накажет меня и успокоиться, посчитав, что только такие, как я, и достойны его внимания. Но, кроме этого, те запретные свидания были так мучительно, противоестественно и ненормально прекрасны, что до сих пор это – самое великолепное, что было в твоей жизни. Надеюсь, ты не нарушила закон, пока предавалась разврату?
Он определённо отчасти был прав. Но отразившиеся страх и паника на её лице – вот что оказалось самым сильным из всего, что она испытывала, вспоминая свой "огонь". Не томление по тем мгновениям, не тоска, а страх… и что-то ещё. То, что жгло её изнутри.
– Ты боишься, что кто-нибудь узнает? Или боишься кары? Или не хочешь повторения?
Эсса явно хотела ответить, но не стала этого делать.
– Или ты узнала, что твой отец по политическим или личным причинам тайно уничтожал сотни и тысячи разумных?
– Что за бред?! – тут же возмутилась Эсса.
– Значит никто, кроме тебя, не виноват в том, что с тобой творится, – сделал вывод Элайн. – Но чувство вины даже не гложет тебя. И только это объясняет твою ненависть к святости, целибату и… что-то там про идеальность. Значит, у тебя не было выбора. Такое переживать сложно и тяжело. Скажи мне, скажи мне всё.
– Я никогда…
Они оба вскинулись, потому что к ним снова двигалась кавалькада всадников. Теперь уже с
