милые улыбочки, как оказалось, ничего не стоят. А раз я не помню, чтобы обижал вас, но всё же получил хлыстом по лицу, значит эти злость и ненависть всё время с вами и могут вырваться в любой момент.
– Мои злость и ненависть не способны спалить лес, – возбуждённо, но почти естественно возразила Эсса.
– А я чувствую, что вы доставите мне немало проблем, едва я отпущу вас, – гнул своё Уоррен.
Эсса зашипела ему в спину витиеватые, но при этом не слишком бранные проклятия. Почти так же шуршали опавшая листва и хвоя под ногами.
Уоррен остановился и повернулся к Эссе:
– Я просто попался под горячую руку, а раз ношу святость, то способен вытерпеть любую вспышку – так вы подумали?
– Нет! – внезапно воскликнула Эсса. – Я вас ненавижу – вот что я подумала!
– Меня не было в империи шесть десятков лет! Что я мог сделать?
– Ах, святой! Недостаточно ничего не делать и просто выполнять свой долг, чтобы не вызвать ненависти!..
– Да вы себя слышите?! Что за чушь!
– …Я ненавижу вас за святость, целибат и чёртову идеальность!
– Я… вы… – часто заморгал Элайн. – Объясните.
– Вы – один из тех, чей мир полированный и плоский, а таким никогда не понять таких, как я!
– Ох, и каков же ваш мир, позвольте спросить?
– Мой мир – роскошный и сложный, как гортензия в огне! Отпустите, наконец.
– К этому имеет какое-то отношение принц Хоакин? – замерев на мгновение, озвучил догадку Уоррен.
– Это только моё, – сглотнув, ответила Эсса и отвела глаза. Вроде бы не ложь, но так не может быть. Ненавидеть за такое могут только подобные Классику. Или Эсса просто изранена до глубины души?
Уоррен забыл про её лошадь. Куда она исчезла? Вокруг только лес. Странно тихо и холодно. Император, по указанию принцев и егерей, направил охоту в совершенно другую сторону. Эсса скоро успокоится и начнёт зябнуть. Из её рта вырывается пар. Как бы не пошёл снег.
Волосы Эссы-при, пушистые, неровно уложенные, напоминали потемневшее золото даже сейчас, в тени деревьев. Уголки необычной формы губ очень тонкие, нежные и лукавые, стремятся вниз, но потом всё равно заметно изгибаются кверху сами по себе, даже теперь, когда нет ни одного намёка на улыбку. Кожа её кажется волшебством, состоящим из ароматов и ощущений любви и неги.
Уоррен даже не понял, как оказалось, что он обнимает невысокую принцессу крови и целует её шею.
– Так-то лучше, – услышал он.
Дьявол мог радостно вопить рядом, но никакое недоброе предчувствие и осознание опасности не заставило бы Уоррена отпустить Эссу Винону Бесцейн.
– О, гораздо лучше, – выдохнул Уоррен.
Целибат? Влюбился? Чувственный голод? Всё равно прекрасно, какой бы ни была причина.
– И что же, "до свидания" всем знаменитым обетам Единому? – промурлыкала Эсса ему в ухо.
Уоррен
