солнечной коже вечности.
Итак, я не написал ни одной стоящей строчки, и это после того, как я дал тебе слово написать поэму, которой не пришлось бы стыдиться знатоку Гомера. И в чем я должен искать себе оправдание? В слишком скудной пище или в боли, которая периодически ввергает меня в забытье? И разве не возмутился бы сам Тесей, если бы узнал, какого бездарного певца его подвигов судили ему боги? И все же мысли о нем не оставляют меня ни днем, ни ночью… я закрываю глаза и вижу его идущим по темным коридорам дворца, нигде нет факелов, только светильники, их пламя колеблется от его дыхания, едва позволяя глазу разглядеть причудливые росписи и мозаики на стенах… он идет, чтобы провести ночь с неприкосновенной девой Лабиринта, и тем самым нарушить все правила инициации, растоптать все законы гостеприимства. Он вор, которому суждено стать еще и убийцей. Он идет, не догадываясь, что совсем скоро ему случиться еще раз нарушить закон – преступление влечет за собой новой преступление – прелюбодеяние порождает убийство… священного быка. Ты скажешь, что это безумно скучно, Кадмон, что это всего лишь скучный бред безумца, который когда-то считал себя неплохим поэтом.
«Книга нужнее построенного дома, лучше роскошного дворца», заметил бы ты мне, но какое счастье, что моему отцу некогда вздумалось приобрести этот дом неподалеку от моря, его шум приятнее, чем треск бездарных виршей Ферона и Аристея, и уж в сотни тысяч раз мелодичнее, чем выкрики бродячих риторов-попрошаек на дворцовой площади. Скромный, но добротный дом по соседству с лавкой сварливого скряги Гиппоменея, его что-то совсем перестали навещать закладчики, или это из-за дороги, провалившаяся часть которой выглядит не более привлекательно, чем спуск в Аид?
Не далее как вчера я слышал разговор о катакомбах, вырытых здесь еще много веков назад бальзамировщиками из какой-то секты, которую усердно преследовали по распоряжению жрецов Анубиса, я мало что понимаю в этих древних распрях, но может быть стоит расспросить о них при случае Нуру?
Так вот, размышляя над моей ненаписанной поэмой, я все больше и больше склоняюсь к мысли о том, что царевич Тесей умер во время плавания на Крит. А чем же еще можно объяснить столь вопиющее попрание всех норм и традиций, существовавших для гостей Лабиринта? Неужели сам Тесей допустил бы столько досадных ошибок и совершил бы святотатство – убил Минотавра, с которым ему предстояло всего лишь ритуальное сражение, не подразумевавшее гибели его участников, но зато предоставлявшее ахейцам право последующие семь лет пользоваться торговыми морскими путями, находившимися под неусыпным контролем минойцев? Но достаточно представить себе, что Тесей, единственный в этом походе в силу своего царственного происхождения посвященный в законы Лабиринта, по тем или иным причинам скончался во время плавания, и все становится на свои места. Некто близкий друг Тесея Агенор заменил царевича и выдал себя за него по прибытии на остров, а все спутники поддержали его в этой затее. То была
