Мелиуса настолько же сильно, насколько Птолемей III дорожил его дружбой. Даже диойкетом он был назначен после смерти Авлета только для того, чтобы раз и навсегда лишить его возможности влиять на судьбы Египта и земли Селевкидов.
Теперь по нему грустила только Левкиппия и его племянник. Все же прочие, как нередко это бывает, когда смерть входит в дом, лишь притворялись опечаленными. Толпа слуг, жавшихся под портиком, была смертельно напугана лишь возможными переменами в их положении. До причин и виновников преступления им не было никакого дела. Одна молоденькая рабыня, только что обжегшая руку смолой, капнувшей с факела, сидела на ступеньках, скорчившись и обхватив голову, то ли от сожаления, что пострадала ее кожа, то ли в страхе, как бы после смерти хозяина ее не отправили на работу в мастерские или в деревню
Прошло еще немного времени и раздался шум, словно к дому приближалась праздничная процессия. Это прибыл советник Эвмен Сосибий, с виллы которого поздно ночью и возвращался Клитий и поэтому, конечно, его в первую очередь наравне с царем отправили оповестить о трагедии. Однако он не слишком-то торопился появиться. Эвмен после смещения Клития на должность диойкета поставлен был распоряжаться всеми пограничными делами Египта и вести переговоры с Антиохией. Можно было не сомневаться в том, что он хитер и изворотлив, одна его скорбная мина, с которой он встретил Кадмона, чего стоила. Как всякий придворный он привык притворяться, но в отличие от многих других, ему, похоже, необходимость лгать доставляет истинное наслаждение. Странно, что умный и проницательный человек, каким был Клитий, мог так терпеливо сносить его общество, впрочем, я напрасно пытаюсь судить о том, чего не знаю…
Эвмен, большой любитель роскоши, явился в сопровождении пяти флейтистов и семнадцати рабов, которые несли его самого, а также сосуды с лавандовой водой, благовония, полотенца для рук и лица и блюда со сладостями.
– Какое отвратительное злодеяние, грабители в городе потеряли всякий стыд и посягнули на самого диойкета, – советник вздохнул и промокнул омытые руки полотенцем, с удовлетворением полюбовавшись блеском многочисленным драгоценных камней на своих пальцах – с восходом солнца, мой дорогой Кадмон, магистрат не замедлит заняться поиском убийцы, его достанут хоть из под кровати самой Геры, клянусь Осирисом.
Он подошел к ложу Клития и безучастно уставился на труп. В ту минуту я понял, что не я один позволяю себе пристально следить за ним – исподволь с него не сводил глаз, тревожно мерцавших в трепетном свете факелов, Нуру. Египтянин, одетый в белоснежный хитон, неподвижно стоял за спиной Левкиппии. И когда наши взоры встретились на сей раз, он не отвернулся. Мне хотелось поговорить с ним о случившемся, хотелось спросить его о том, кем, по его мнению, был этот убийца – личным врагом и ненавистником диойкета, случайным грабителем, отрубившим руку Мелиуса лишь потому, что торопился и не мог снять дорогой перстень, или каким-нибудь колдуном и магом, которому
