сэр?
– У вас есть родные, – терпеливо объяснил он. – Я помогу переправить им письмо, можно все устроить. Родственники обычно платят.
Я решительно покачала головой:
– Это не мой случай. Я никому не буду писать.
Амброуз удивленно моргнул:
– Я думал, вы из благородной семьи.
– Уже нет, – пробормотала я. – Уже нет. – И отвернулась от бифитера.
Я слышала его удаляющиеся шаги по коридору, потом слышала, как он рассказывал своему товарищу, что я отказалась просить родных о помощи.
До меня частенько доносились обрывки разговоров за дверями камеры, но с того дня они не имели никакого отношения ко мне или к моему отцу. Однажды утром того заключенного в коридоре, чей плач я постоянно слышала, увели. Его слезы были страшным испытанием для меня, но вскоре я обнаружила, что есть кое-что и похуже – не слышать их. Ясное дело, беднягу увели на смерть, куда же еще?
Как-то утром, когда я неподвижно лежала в полудреме, дверь в камеру распахнулась и появилась роскошно одетая леди Кингстон. На этот раз на ней был остроконечный головной убор, украшенный крохотными драгоценными камушками.
– Вы здоровы, госпожа Стаффорд?
Я пожала плечами. Вопрос показался мне более чем неуместным.
– Вид у вас неважный. – На ее лице появилось озабоченное выражение, и я подумала, что это, скорее всего, одна из тех масок, которыми эта женщина ловко пользуется, чтобы завоевать доверие заключенных, а потому ничего не ответила.
Она вложила что-то в мои руки. К моему удивлению, оказалось, что это несколько книг, довольно увесистых. На каждой обложке было выгравировано: «Сумма теологии, сочинение Фомы Аквинского».
– Спасибо, – прошептала я, поглаживая обложки.
– Вам еще что-нибудь нужно? – спросила жена коменданта.
– Теперь уже ничего. Благодарю вас, леди Кингстон.
Она пару минут смотрела на меня, а затем с чувством сказала:
– Вы не похожи на других, госпожа Стаффорд. Обычно женщины засыпают меня просьбами. – И вышла из комнаты.
Если бы не книги, оставшиеся у меня в руках, я бы решила, что она привиделась мне во сне, настолько странным был этот визит. Не прошло и часа, как ко мне заявился еще один посетитель. В мою камеру пришел лейтенант и с обычной своей немногословностью приказал мне следовать за ним. Я почувствовала, как на меня накатила волна страха вперемешку с горечью. Принести мне книги накануне моего уничтожения – это казалось чрезмерной жестокостью даже для Тауэра.
Лейтенант повел меня не тем путем, которым я пришла сюда. Мы оказались на галерее, и я заморгала, почувствовав, что глаза мои отвыкли от яркого солнца. Мы прошли по всей галерее футов тридцать, потом лейтенант остановился. Я ждала, что он откроет дверь, но мой тюремщик вместо этого развернулся и повел меня обратно – туда, откуда мы пришли. Затем снова остановился.
– Что
