они выходили на нас с предложениями об установлении дипломатических отношений.
– А Батисте это позволяет, с одной стороны, потакая Рузвельту, сделать приятное США, а с другой стороны – решить и свои внутренние проблемы, – закончил за Берия Сталин. – А это, кстати, не с Кубы был чемпион мира Капабланка?
– Да, оттуда.
– Что ж, пора нам своих чемпионов-шахматистов готовить. Лаврентий, посмотри, у тебя в ГУЛАГе должно быть много талантливой молодёжи. Ладно, шучу. А про Кубу я всё понял. Их посланника Кончесо я, коли обещал, приму. Но других новых послов из этой Латинской Америки ты, Вячеслав, ко мне уже не води: сам встречайся, к Калинину води, а меня – избавь.
– Хорошо, товарищ Сталин.
– А ты, Лаврентий, имей в виду, что роспуск Коминтерна означает, что у твоих разведчиков работы только прибавится. Что ж, спасибо, товарищи, вы свободны. – Сталин кивнул вставшим уходить Молотову и Берия, а сам направился к своему рабочему столу и нажал на кнопку вызова секретаря.
– Соедините меня с главным редактором «Правды».
Так всё это было или нет, я, естественно, могу только
домысливать. А прозорливость Сталина, может, по старой советской привычке, насмотревшись фильмов типа «Падения Берлина» и «Освобождения», даже и преувеличиваю. Но, судя по всему, Сталин тогда действительно раскусил игру Батисты: именно игру, а не искреннее желание признать СССР.
Итак, подчеркну ещё раз, что диалог Сталина, Молотова и Берия про Кубу я придумал. Впрочем, учитывая написанное ранее, если я и фантазировал, то – в пределах реального. Подытоживая, можно сказать следующее.
Во-первых, статус Кубы как малого, но удалого союзника «Большой тройки», думаю, сомнений не вызывает. К этому, конечно, надо добавить, что у таких участников «Большой тройки», как СССР и США, у каждого на Кубе было ещё и по своей фракции по-настоящему доверенных союзников.
Во-вторых, наверное, не вызывает сомнений тот факт, что в годы Второй мировой войны Куба стала уникальной площадкой для работы советских представителей.
Стало ли сделанное именно ими тем «трамплином», который привёл к власти конкретно Фиделя Кастро, – для меня большой вопрос. Но Куба явно уже тогда, в годы войны, рассматривалась в Москве как «слабое звено». И через какие-то 14 лет после Победы стала на многие годы своенравным, но союзником Советского Союза в «холодной войне».
В-третьих, общая угроза действительно способна объединить даже такие режимы, которые в обычной жизни являются друг для друга антиподами.
В-четвёртых, установление в годы Второй мировой войны дипотношений коммуниста-генералиссимуса Сталина и дивизионного генерала-антикоммуниста Батисты подтверждает, какая же у таких противоестественных альянсов короткая жизнь. Потому что стоило войне закончиться, и Советский Союз с Кубой разошлись – до тех пор, пока в Гавану не вошли бородачи Фиделя[69].
По всем перечисленным выше причинам вдруг возникшее у Батисты желание первым в Латинской Америке установить
К власти Батиста вернулся 10 марта 1952 года, а дипломатические отношения с Москвой были разорваны уже 3 апреля.
