из Нижнего.
– Ну.
«Гречка» – он же «гера», он же «герыч», он же «главный», «медленный», «дурь», «ковырялка» – отборный героин, плед ласковой бабушки, прочный заслон от тревог и проблем внешнего мира. Большой аквариум, в который можно залезть и наблюдать, как жизнь течет в стороне, не затрагивая тебя.
С трудом фокусируя взгляд, Гриша назвал сумму. Парень присвистнул, оттопырил гармошкой губу.
Внезапно крепкая рука схватила Гришу за шиворот, вцепилась и отодрала от деревянного овощного поддона, которые здесь служили табуретками. Но то была не рука говорившего – голос по-прежнему звучал откуда-то издалека, продираясь сквозь толщу дурманного тумана.
– Вставай, Гришань, пошли отсюда… – интонация казалась смутно знакомой и даже родной.
У передачи был только звук, картинка упрямо смазывалась,, и Гриша видел только цветной, дрожащий туман.
Пальцы, продолжавшие держать, потянули на себя. Цепляясь ботинками за выбоины в полу, Гриша послушно поплелся следом. Свернули в коридор – не тот, что вел к выходу рядом с надписью, а какой-то другой. В конце светился квадратный оконный проем.
Гриша вспомнил, что говорили бывалые про «пятно в конце тоннеля» и усмехнулся такой банальной галлюцинации. Уличный свет ударил по глазам. Оказалось, еще был день, и солнце стояло высоко, совершенно по-летнему, несмотря на наступивший октябрь, жаря асфальт.
Он не помнил, как преодолели забор, но, кажется, серая больница осталась позади. Гришин конвоир молчал, только сопел устало и недовольно, но не зло. Миновали короткую улицу, свернули во дворы. Гриша понял по тому, как мягко навалилась на спину тень, укрыла от палящих лучей. Укрыла – и сбила наконец с плеч героиновое покрывало. Окружающему вернулась четкость.
Жесткая ладонь не отпускала. Гриша обернулся и встретился взглядом с Саньком Егоровым – бывшим одноклассником, приятелем и счастливчиком, вытащившим в споре на стадионе длинную спичку, а не короткую.
#4. Кофейный налет с привкусом ненужности
Гриша сидел на скамейке перед подъездом и смотрел на запущенный цветник под окнами первого этажа. Наверное, раньше за этими растениями ухаживали: поливали, подвязывали растущие побеги, рыхлили землю, может, даже по-своему любили хилую грядку с народным творчеством в виде крашеных автомобильных шин. Называли своим садиком.
Из заскорузлой почвы торчали стебельки похожей на укроп ромашки, мясистые пушистые маргаритки стелились вдоль края бордюра, в дальнем углу топорщили листья кустики оранжевой календулы. От них долетал до Гриши островатый пряный запах.
Гриша много раз видел учеников городской художественной школы, кружком собравшихся возле клумбы. На пористой акварельной бумаге невзрачные цветы неожиданно приобретали робкое очарование. Когда-то он мечтал так же рисовать на природе, но жизнь сложилась иначе. Наплевала она на мечты и растерла, и остался от Гриши мокрый след на стене. Ничего больше.
Он шевельнулся. Зябко передернул плечами.
От
