что конкретно удержало Валаамову младшую от падения в обморок и объятий всем известного Кондрата: то ли недопустимо неправильное сокращение её гордого имени Катарина, то ли банальный женское любопытство.
Стеснительной Кати никогда не была, поэтому прямо в мутный лоб спросила призрака:
– Чего тебе?
– Катенька, доченька, я извиниться пришёл.
– Я тебя не прощаю, уходи!
– Так в том-то и дело, родная, если ты меня не простишь, я не смогу уйти. Не пускают меня там, – призрак папА многозначительно поднял указательный палец вверх. – Говорят, пока тебя не помилует самый родной человек, болтаться тебе, Фёдор, между тем светом и этим, как известной субстанции в ледовом отверстии.
Неожиданно рано вернулась Изольда, будто по зову материнского сердца, и отец Фёдор, едва заслышав лязг ключей, ретировался с глаз своего самого родного человека. Катарина положила, что раз дело к полуночи, то и не случалось ничего такого. Подумаешь, мало ли, что присниться может.
Но лессирующий папа пожаловал и на следующий день в уже предусмотрительно светлое время суток. Через неделю таких прозрачных визитов Катарина сдалась, бросила отцу «я прощаю тебя» и приготовилась жить дальше, как ни в чём ни бывало. Однако к вечеру угрюмое очертание родителя вновь предстало перед её взором:
– Дочка, не принимают меня.
– Опять ты! – Катарина гневно опустила пустое глянцевое чтиво на колени. – Я так больше не могу! Надо срочно что-то с этим делать!
– И я, и я не могу! – закивал воздушный родитель. – Но они говорят, что ты взаправду должна меня простить. Чтоб от сердца.
– Да, и от сердца мне тоже надо что-нибудь принять. Если уж голову не спасти…
– Катенька, доченька…
– Да ты достал меня. Сгинь!
– Не могу, родная. Рад бы.
– Тридцать лет тебя не было. И нет же, не жилось тебе нормально – помер!
– Прости, Катенька…
– Не прощу! – Катарина от злости ударила ни в чём не повинный пуфик ногой. – Не могу. Пыталась, но не могу! – она, обессилев, оседлала потерпевшую мебель.
– А мама твоя эклеры тебе несёт. Твои любимые.
– С чего ты взял? Да и рано, даже семи ещё нет.
– Только она ключи опять потеряла. Ну ты же знаешь Изольду, в этом она вся: только о работе думает. Бывало… – не успел Фёдор закончить мысль, как в дверь позвонили…
Закусывая горький имбирный настой заварным пирожным с кремом, Катарина неожиданно поняла, чему она хочет посвятить свою жизнь. Не зря же она столько книг на эту тему перечитала, желая хоть как-то разбавить тонкую поэзию Цветаевой и калорийные афоризмы Раневской.
Всё! Решено! Она экстрасенс!
Благодаря подсказкам
