человеческое превосходство.
Верес не был тщеславен, он искренне хотел уничтожить мешающих ему жить. Его ошибка в том, что он не смог распознать нелогичность своих мысленных построений.
А в чём же моя ошибка? Почему я не смог узнать в нём маньяка? Я отрицал наличие сумасшествия в любом взрослом мозге или я наделил взрослостью мозг сумасшедшего ребёнка?
За окном деревья бросали листья под ноги всем прохожим. Растениям простительна эта неразборчивость, людям – нет. Я до сих пор не смог простить себя за то, что ошибался в Вересе. Я это исправлю. Если взрослый человек падает, значит его цель требует от него низкого старта.
МОЙ МИР
ГЛАВА 1
Он больше не приходит ко мне – это единственное, что заставляет меня чувствовать жизнь. В последнюю нашу встречу он просто смотрел на меня, не скрывая отвращения. Я улыбалась ему, говорила, как я его люблю, как я ему благодарна за то, что он меня спас… Я, правда, не помню, от чего он меня спасал, но все медсёстры постоянно твердят о том, как мне повезло, что я вообще осталась жива. И у меня нет причин им не верить. Ведь это Рома – мой герой, он, конечно же, от чего-то меня оберегает, иначе почему я здесь?
Здесь обо мне все очень сильно заботятся! Только отчего-то каждый раз, когда я начинаю что-то говорить, пускай просто «спасибо», важные люди в белых халатах растеряно пожимают плечами, а медсестра Эвелина нежно гладит меня по голове и приговаривает:
– Всё хорошо, моя девочка, всё уже хорошо!
Видимо, что-то идёт не совсем ладно, но я, чтобы не забивать голову непонятными событиями, просто перестала бросаться словами в окружающий мир. Надеюсь, эти люди и так чувствуют, как я им благодарна.
То ли из-за таблеток на завтрак, обед и ужин, то ли из-за общей праздности бытия «ем-сплю-сплю-ем» вести долгие беседы или краткие диалоги в принципе не особо-то и хотелось. А, откровенно говоря, не особо-то и есть с кем. Люди в медицинской спецодежде непрерывно курсируют по коридорам, утопая в своей занятости, а люди в видавших домашнюю обстановку пижамах слишком свободны, от того безостановочно ведут ни к чему не обязывающие беседы сами с собой. Единственный человек, кто добровольно идёт со мной на контакт – это мой лечащий врач Александр Антонович Жуков. Субтильный молодой специалист, упорно работающий над диссертацией, о чём он озабоченно сообщает при любом вербальном соитии с коллегами, поглаживая сухенькой рукой свои жиденькие усики.
Каждый четверг мы встречаемся с Александром Антоновичем в его кабинете, и если я частенько забываю об этом важном событии, то Эвелина всегда стоит на страже целостности ритма больничной жизнедеятельности. Она нежно берёт меня за руку и отводит к новенькой двери кабинета моего врача – «единственному здоровому предмету в этом доме стонов», как говорит об этом новшестве, сияющем
