между графоманом и неграфоманом? Тот, кто пишет по четыре письма на дню любимой девушке, – настоящий писатель, а тот, кто пишет любимой девушке письма под копирку и вторые экземпляры отдает на хранение товарищу, – графоман.
– Надеюсь, ты не будешь писать мне письма под копирку?*
* Такое ощущение, будто это мы с Таней разговариваем… Похоже по тону. Вот хоть прибей меня к столбу гвоздями, не могу вспомнить, когда я ее в последний раз видела. Растворилась в одночасье, и как не было. А потом раз – и молотком по голове! С того света, можно сказать. Это – для красного словца. Тот свет для меня не существует.
Зато на этом свете Елизавета Годунова останется молодой и красивой.
Благодаря Тане. Надеюсь, мои пациенты романов не сочиняют. Озабоченным здоровьем творческий угар не по плечу. Да и что бы я делала в их романах? Массаж контуженому бомбардировщику? Ха! Print on demand, как ты думаешь, мне удастся хоть частично покрыть расходы на болтовню или пора заткнуться?
Кардиоцентр приземлен, от главного корпуса ответвляются многочисленные сосуды.*
* Ради спортивного интереса нагуглила кардиоцентр Чазова. Не соответствует описанию. Скорее всего, Таня там не бывала. Но это, конечно, придирки. Хотя лажа в мелочах приводит к недоверию в целом. Почему так хочется придираться? Зависть? Но уж точно не к Таниным литературным способностям. К себе той. Кстати, Таня точно заметила одну мою особенность. Я никогда ни с кем не говорила о чувствах. Прикрывалась цитатами из книг. Почему? А теперь вот разболталась. Ни к селу ни к городу.
– А не подскажете, где девятый корпус? – спрашивает Лиза дежурную.
– В девятом корпусе у нас белые мыши и подопытные кролики. Может, девятое отделение? Тогда вдоль стены по стрелке.
Стрелка приводит в роскошный вестибюль с черными широченными креслами и цветочными горшками.
– Не желаете сдать верхнюю одежду? – вежливо предлагает гардеробщица.
– Можно не сдавать? – спрашивает Соня.
– Можно не сдавать, – отвечает гардеробщица, – проходите.
Бесконечные стеклянные двери, входы и выходы, и, конечно, где вход – закрыто, где выход – открыто.
– Что-то грандиозное, – говорит Соня. – Где мы?
– В больнице.
– Не может быть! Никакого запаха…
– Такие нынче больницы. Запоминай. А то будешь там клеветать про больных в коридорах.
– Тут не лежат в коридорах?
– По-моему, тут и больных нет, по крайней мере я еще ни одного не видела. Нет, одного вижу… Илья Львович! Шикарная пижама, черная в желтую крапинку, в руке пустой стакан с ложкой.
– Я догадалась, что мы идем к нему… Спасибо.
– Лопни мои глаза – Лиза! – Профессор целует ей руки.
– А это моя любимая Соня…
Хорошо, что «любимая Соня» не видела, как сник профессор.
– Так… Пройдемте
