никто не причинит вам неприятностей. Скандал нужен им не больше, чем вам. Итак, что вы сделаете, Джордж? Молинауэр не может помешать вам выписать чек, точно так же, как я не могу принудить вас к этому. Ваша жизнь находится в ваших руках. Решайтесь!
Стинер стоял перед ним в нелепом раздумье, когда на самом деле его финансовое благополучие рушилось на глазах. Он боялся действовать. Он боялся Молинауэра, боялся Каупервуда, боялся жизни и самого себя. Мысли о панике и убытках не имели определенной связи с его деньгами и собственностью; скорее, они были связаны с его политическим статусом и положением в обществе. Лишь немногие люди обладают развитым чувством финансового благополучия и независимости. Они не знают, что значит распоряжаться богатством, иметь его в руках как источник власти и средства обмена. Им нужны деньги, но не ради денег. Они хотят иметь деньги для приобретения нехитрых удобств, в то время как финансист нуждается в деньгах ради того, что деньги контролируют, что они олицетворяют – положение в обществе, силу и власть. Каупервуд, в отличие от Стинера, нуждался в деньгах именно для этой цели. Поэтому Стинер с такой готовностью предоставил Каупервуду право действовать от его лица. Но теперь, когда он с большей ясностью осознал суть предложения Каупервуда, он испугался не на шутку, его рассудок помутился от осознания возможной враждебности и негодования Молинауэра, вероятного банкротства Каупервуда и его собственной неспособности противостоять реальным угрозам. Врожденные финансовые способности Каупервуда в этот момент не были утешением для Стинера. Банкир был слишком молод, слишком неопытен в людских кознях. Молинауэр был старше и богаче. То же самое относилось к Симпсону и Батлеру. Кроме того, Каупервуд сам признался, что находится в огромной опасности; фактически его загнали в угол. Это было наихудшее признание, какое он мог сделать перед Стинером, хотя в таких обстоятельствах ему не оставалось ничего иного, ибо казначей трусил перед лицом опасности.
Сейчас Стинер, пока они ехали в его офис, предавался мучительным размышлениям, бледный, поникший, не в состоянии собраться с мыслями и быстро, уверенно, энергично отстаивать собственные интересы. Каупервуд прервал его страдания, продолжив свою речь.
– Итак, Джордж, я хочу, чтобы вы объявили свое решение, – с напором сказал он. – Нам нельзя терять ни секунды. Передайте мне деньги, и я быстро выручу нас обоих. Говорю вам, нужно действовать без промедления. Не позволяйте этим людям запугивать вас. Они ведут свою игру, а вы – свою.
– Я не могу, Фрэнк, – наконец прошептал Стинер. Воспоминание о жестком, властном лице Молинауэра затмило страх за свое собственное будущее. – Мне нужно подумать. Прямо сейчас я ничего не смогу сделать. Стробик ушел от меня как раз перед встречей с вами, и я…
– Боже мой, Джордж! – презрительно воскликнул Каупервуд. – Только не говорите о Стробике! Сами подумайте, какое он имеет отношение
