звон. Я почти выбегаю из подъезда – с мыслью, что крысиный сосед умён и мстителен. Час от часу не легче.
Но я быстро успокаиваюсь. Ветер небрежно треплет листву каштанов и гоняет волнистую рябь по лужам. А в ряби отражается солнце – красота!
Добираюсь до почты и машу через стекло девушке за стойкой. Той самой, что толковала мне про облачный фронт. Она сдержанно улыбается.
Сажусь на остановке и закуриваю. По блестящим рельсам, окружённым крохотными лужицами, прыгает одинокий воробей. Солнце светит в глаза. Мне так хорошо, что становится немного грустно – где-то далеко, за льдистым морем, осталась моя серая кошка Бастинда и осталась Мадлен, которым я поручил друг друга. Бастинде бы здесь понравилось.
Трамвай приходит нескоро, и я успеваю поболтать с почтовой девушкой. Она выходит ко мне с двумя чашками кофе в руках, а я скручиваю нам по папиросе.
– Вы извините, что я вам тогда сразу не объяснила, – говорит она. – Как-то не получилось сказать.
– Ничего, – говорю, – Какая разница?
– Я потом узнала, что был ещё один корабль, капитана Оскара. Последний уходил. Могли бы успеть.
Я беспечно взмахнул рукой.
– Я с ним разговаривал, он меня не взял. Ничего, мне здесь нравится.
– Да? – она смотрит на меня внимательно, с то ли сочувственным, то ли подозрительным выражением.
Потом улыбается.
– Ну и хорошо.
Дальше сидим молча, попивая кофе и дымя папиросами.
– Вам знакомо имя «Маседонио Фернандес»? – наконец спрашивает она.
– Нет.
– Уверены? Может, не отчетливое воспоминание, но ассоциации есть?
– Нет же, – говорю. – Кто это?
– Пока не знаю… – она молчит, задумчиво мерцает зелёными лисьими глазами. – Может, это вообще только имя.
Редакция «Еженедельного журнала» располагается в восточном пригороде, где я ещё не был. Небольшие двухэтажные домики, герань в окнах, а под окнами – густые заросли мокрой сирени. Здесь уютно и пусто как в комнате, где мгновенье назад играли дети. Заходишь и видишь разбросанные игрушки, и занавеска на окне ещё качается, но никого нет. Здесь те же приметы: красно-сине-жёлтый самокат у крыльца, спящий ровно посередине тротуара кот (я аккуратно его обхожу, он даже ухом не шевелит), воробьи, раскачивающиеся и чирикающие на многочисленных кормушках.
До редакции я добираюсь, свернув с улицы на самую настоящую тропинку, виляющую между удалённо стоящих домиков и густых сиреневых зарослей. Дорогу мне указывают привязанные к ветвям дощечки с нарисованными от руки стрелками.
Красный почтовый ящик на двери забит конвертами – небось, очередной выпуск похождений лунатиков. Я оглядываю себя в кстати попавшейся луже, немного растрёпываю волосы и, довольный результатом, стучу в дверь.
В ответ приглушённо доносится тонкий девичий
