глазах Клиери наворачиваются слезы. Вижу, как танцует её подбородок тщетно пытаясь не выдать нарастающей истерики.
– Как, по-твоему, принцесса амазонок воскресла из мертвых, если богов не существует? Если верования амазонок беспробудная чушь?
Клиери теребит дрожащими руками подол платья, сглатывает, и говорит:
– Прости меня… Я не знала… Я правда не знала, чем это всё обернется. Я просто хотела остановить Агоналии. Хотела вернуться сюда… к Дарию.
Я делаю два шага вперед на широкую ногу и хорошенько замахнувшись ляпаю пощёчину подруге. Ладонь тут же обжигает огнем, кончики пальцев покалывают иголочки. Она мужественно держит удар, только немного склонила голову на бок. Через несколько секунд у неё на щеке проступает ярко-красное пятно.
– Из-за тебя погибла Астер, ― сквозь зубы рычу я. ― Из-за тебя амазонки превратились в рабынь! Из-за тебя у нас больше нет ни дома, ни семьи!
Никогда раньше я не чувствовала такой тотальной, всепоглощающей ярости.
– Они из года в год устраивали нам Праздник Агоналии! Отправляли на верную смерть! Наблюдали за тем, как мы умираем по одной, убежденные, что сами виноваты, что смерть – это результат слабости и страха!
– Да мне плевать!
Не выдержав я бросаюсь на подругу и изливаю кулаками всю накопившуюся боль. Я бью её снова и снова, но она не пытается меня остановить, покорно принимает наказание.
– Из-за тебя у нас ничего не осталось! Пусть всё и оказалось ложью, но это была наша жизнь!
От сильных ударов кожа на косточках кулаков превращается в рвань. Я не вижу ничего дальше собственного носа, сплошное смазанное пятно. Цвета и запахи смешались воедино, в непонятную субстанцию горькую на вкус. Как желчь…
– Достаточно! ― кричит Рейнс, с трудом отрывая меня от Клиери.
Олиф визжит, как мышь полевая в попытках втиснутся в нашу драку и не дать мне окончательно убить подругу. Рейнс силой выталкивает меня из комнаты, но я не успокаиваюсь до тех пор, пока хорошенько стряхнув, он перекидывает меня через плечо и волочит вдоль по коридору.
В конце коридора, прижавшись к стенке стоит Дарий. Он отстраняется, освобождая нам путь, прикусывает губу и виновато смотрит в пол. Я ненавижу его! Я ненавижу их обоих! У меня больше нет ничего, а самое страшное, что я не знаю кому верить.
Мы заходим в одну из комнат в противоположном от «БарДака» крыле. По стенам ползет красная подсветка. Несмотря на темноту, серость, и тот факт, что мы практически погребены под землей, здесь уютно. Рейнс бросает меня на кровать. Я настолько обессилена от интриг, что даю волю слабости, не беспокоясь о том, как жалко выгляжу и как смешно похрюкиваю. Он набирает в таз теплую воду, берет губку, щипцы, усаживается возле моих ног.
Бережно омывая израненные стопы от грязи и крови, он вытягивает стекла и прижигает спиртом раны. Я вздрагиваю от боли и содрогаюсь от воя затяжной
