и рада, что проснулась…
И сна лукавого ей жаль.
В.Г.Бенедиктов «Три вида»
Нежно смотрит на микроба
Аспирантка С. Петрова.
Так же нежно в микроскоп
На нее глядит микроб.
Владимир Друк «Роман»
Где-то могли свергаться правительства, начинаться войны, рушиться империи, а в родном доме ничего не менялось: тикали часы, на кухне ритмично капало из прохудившегося крана, и кроме этого ничто не нарушало царившей в квартире тишины. Сон кончился, вместе с ним развеялись мечты и надежды.
Машкина кровать пустовала, сестренка упорхнула погулять с Захаром, едва мама с папой разошлись по работам.
Одно и то же. В который раз. Это когда-нибудь прекратится? Когда же у моей сонной матрешки откроется последняя кукла – окончательная, чтобы проснуться и понять, что вокруг – настоящая неизменная реальность? Даже сейчас я не уверен, что не сплю.
Может быть, я сошел с ума? Говорят, от сильных переживаний люди зацикливаются на чем-то, в результате в голове у них идет одна жизнь, снаружи – другая. Возможно, сейчас, пока я в очередной раз гляжу из кровати на свет из окна, заботливые санитары укладывают меня спать или делают привычный успокаивающий укол.
Вряд ли. Сны – это именно сны, а не замещающая реальность.
После всего, что приснилось, спать больше не хотелось, и я отправился готовить кофе. Ударная доза кофеина прочистила мозги, а когда я мыл за собой чашку, раздался звонок в дверь. В который раз? Я уже сбился со счета. Главное, чтобы этот раз был последним.
Гадать, кто пришел – бессмысленно, судьба умеет удивлять. Об этом сказал сон с Лелей Милованой. Интересно откуда я про нее знаю. Не придумал же. Наверное, где-то слышал краем уха. Позже узнаю у Машки, и если окажется, что они с Лелей не настолько подружки, как в моем сне, надо этому делу помочь.
– Кваздапил, это я, – донеслось снаружи.
Все же, опять Гарун. Точнее, не опять, а впервые по-настоящему, но после наползающих друг на друга ночных картинок…
– Привет, – сказал я, распахивая дверь.
Моя рука осталась на месте, и правильно: встречного движения не произошло. Застывшая фигура не двигалась, на меня с болью глядели черные глаза.
– Я верил как тебе брату. А ты… – В поднятой к поясу руке блеснул нож.
– Сожалею. И все понимаю.
Я смотрел на Гаруна спокойно. Мне было все равно. Я знал, что будет дальше. События можно подкорректировать, но нельзя изменить. Я был готов к худшему: за вину требовалось ответить.
Я прошел в комнату и опустился на край кровати, Гарун нервно бухнулся рядом. Говорить было не о чем.
– Слушай… – Гарун старался на меня не глядеть. – Никогда не спрашивал… А почему «Кваздапил»?
– Старая история. Подождешь, пока я посещу некое небольшое заведение? Понимаешь, только что встал, а говорить о серьезном с переполненным мочевым пузырем…
Гарун кивнул.
Я вышел в туалет. Последний раз в жизни. Последняя струйка. Последний взбрызг и последний взгляд
