обжигал жар костра. Он смотрел на последние мгновения жизни Эллы не отрываясь, и вдруг среди молний и туч мелькнуло ее лицо, и это было лицо не Ледяной царевны, а ослепительно красивое лицо прежней Снегурочки, и столб света рассек пламя костра, а тучи вмиг рассеялись, а молнии прекратились. Дальше костер догорал, лишь роняя искры от хвои и коры деревьев. Подбежавший Орм кинулся к костру, но его остановили Фат и Целл, и сын волхва безуспешно вырывался из их рук, пока подоспевшие отроки не оттащили его в безопасное место. Ван не отходил от костра, пока он не погас. Лишь редкие языки пламени, то здесь, то там лизали несгоревшие куски бревен. А так вся поляна была покрыта пышущими жаром дубовыми угольями. Бор подошел и похлопал его по плечу, но ни сказал ни слова, лишь подал большую бронзовую корчагу, украшенную спиралями. Красивый сосуд сиял как солнце, и был великолепно сработан, вполне заслуживающий быть последним пристанищем костей Эллы. Долго еще огонь не догорал, и служители Бора принесли мед в корчагах.
– Осторожней, не обожги ноги, – пробормотала Гильда, а Бор подал деревянные большие боты, которые Ван надел на свои сапоги. Юноша брал корчаги, заливая остатки пылающих углей, и горячий пар от меда бил его в лицо, пропитывая его одежду. Медовый туман клубился над кострищем, и юноша нагнулся, разгребая угли дубовым посохом, обжигая свои руки жаром углей погребального огня.
– Где, где же… – он с ожесточением раскидывал в стороны остатки костра, но не мог не найти НИЧЕГО. – Должны же быть они здесь…
– Ван, отдохни, – тихо сказал Бор, – Послушников сюда!
Подошли трое его учеников, обутые в схожую деревянную обувь, и стали проверять кострище более внимательно. В самом конце, они просеивали уголь через бронзовые решетки. Но даже остатков украшений не было, а не только обгоревших костей девушки.
– Бор, ничего нет. Все переворошили. Нет костей, – сказал послушник, пожал плечами, и пряча перепачканные в саже и углях руки.
– Только одно возможно… – говорил волхв собравшимся гуннам, – она была Ледяной царевной, из ледяных великанов родом, – сказал он, опустив голову, – но она не было злой, и сама предпочла сгореть, и растаяла в огне, – повторял он соплеменникам. Мы будем скорбеть о ней, и помнить ее. Она многим помогла, и многие обязаны ей жизнью. В знак памяти мы наполним сосуд углями с костра, и положим в курган, который здесь и насыплем, что бы помнить ее и ее доброту к нам.
Гунны стояли, опустив головы в знак скорби, и с десяток людей сели в лодку, и поплыли за лопатами в селение. Гильда собирала палатку, а Алена ей помогала, укладывая вещи. Ван подошел к Бору.
– Волхв, перед ее смертью я видел лицо Снеги, и столб света, который вознес ее. И она не Ледяная Дева, ты сам видел, у нее красная кровь.
– Ты же видел десятки и десятки людей, юноша. Что я должен был им сказать? – говорил она, хмурив брови, – что она вознеслась? Значит, – говорил он, стуча о землю
