эту фразу, тюремный оперативник протягивал небольшой клочок бумаги, до этого переданный ему влиятельным заключенным. Не изменившись в лице и только выразив свое недоверие достаточно медленным протягиванием руки, Барун принял предназначенную ему записку и легким кивком головы «разрешил» незваному гостю пока удалиться. Тот не преминул это сделать, бандит же, развернув жалкий «огрызок», прочел только два слова и улицезрел многозначительный знак многоточия: «Прокурорский сынок…»
Замаров Эдуард Дмитриевич только что достиг шестнадцатилетнего возраста и выглядел физически развитым и очень привлекательным человеком. Не стоит говорить, что, обладая подобной внешностью и общественным положением «папочки», он верховодил в своей гимназии, где изволил проходить обучение по настоянию обоих родителей, сначала всеми детскими играми, а впоследствии и юношескими забавами, и всей молодежной тусовкой. Кроме всего перечисленного, он развивался немного быстрее своих одногодков, что только давало ему еще больше дополнительных преимуществ. Лицом он был похож на отца и выдался необычайно красивым. Здесь было все: и голубые глаза, выглядевшие настолько глубокими, что казались попросту бесконечными, и прямой аристократический нос и тонкие, выдающие признак беспощадности, практически бесцветные губы, и гладкая, сверх меры бледная, кожа, и приятные, почти девичьи, очертания, и белокурые, от природы кучерявые, длинные волосы – в общем, все то, что только могло ему давать преимущество над остальными, менее одаренными природой товарищами.
В тот злополучный день он, как и обычно каждое утро, вышел из дома в половине восьмого и направился прямиком к своей иностранной машине, припаркованной во дворе многоквартирного элитного дома. Здесь может показаться удивительным, – как шестнадцатилетний юноша умудряется без водительских прав свободно ездить по городу на транспортном средстве? – однако в данном случае не стоит забывать, что отец его прокурор. Одет он был по осенней, октябрьской, погоде в коричневую кожаную куртку, синие джинсы и яркую футболку разноцветных окрасов. Еще у самого подъезда парня встретил отвратительный тип неприятной наружности, источающий собой омерзительный запах. Он был одет в грязные, поношенные, по большей части разваливающиеся, лохмотья и всем своим видом вызывал огромное отвращение и какую-то отталкивающую от себя неприязнь. Внешний вид выделялся лишь довольно внушительным ростом, еще не исхудалой от невзгод и лишений фигурой, а также густой бородой и курчавыми волосами человека без возраста, пепельного окраса.
У молодого человека, от той жуткой вони, излучаемой этим, без обиняков можно утверждать, мерзким чудовищем, «засвербило» в носу, и он даже вынужден был несколько раз чихнуть: такой, всепроникающий и жуткий, был запах. Человек же этот, имеющий явно заниженный социальный статус, прилип словно липучка, да еще и стал просить подаяния:
– Подай, мил человек, бедняге на пропитание:
