звать на помощь, ему показалось, что с начальником приключился приступ какой-то болезни. Но тот продолжал себе говорить ровным и спокойным голосом, как ни в чем не бывало. «Никакого приступа, это он нарочно – сигнал какой-то подает», – догадался Софрончук. Но какой? Может быть, это такое, особого рода, подмигивание? Ну да, точно, причем удобно, что его и подмигиванием назвать нельзя, а потому и к делу его не пришьешь, если что. Ну, в самом деле, если доложить кому, так даже о чем речь, никто не поймет.
Но если это хитрый сигнал такой, то что он должен означать? Наверно, вот что: слова, которые Ульянов произносит, не надо понимать буквально. Не исключено даже, что смысл в них следует искать противоположный! А почему Ульянов не хочет говорить просто и ясно? А потому, что боится, что их кто-то подслушивает. И это, конечно, правильно, это профессионально, всегда надо из этого исходить.
А говорил Ульянов следующее:
– Вот это верный подход, товарищ полковник, хвалю, мы всегда должны помнить, что мы – лишь боевой отряд нашей партии… Что наша задача – создавать для партийного руководства оптимальные условия, обеспечивать для него безопасность и даже комфорт. Да-да, комфорт! Не побоимся этого слова! Потому что руководство партии должно иметь возможность сосредоточить все свои силы на решении задач текущего момента. А момент сейчас политически, сам понимаешь, какой сложный! Обостряется! Международная напряженность, империализм и силы реакции наращивают свои попытки подорвать позиции стран победившего социализма…
И дальше все в том же духе. Без тени улыбки. Как будто всерьез. Только глаза в разные стороны смотрят.
«Бу-бу-бу», – нес пургу Ульянов, а Софрончук сидел и терялся в догадках: да что же это все значит в конце-то концов?
Так ничего и не удумал. Может быть, потому, что боялся додумывать до конца.
Когда Ульянов вдруг резко замолчал, на середине фразы остановившись, Софрончук сумел лишь вставить:
– Так точно, товарищ генерал!
Но гаркнуть как следует почему-то не получилось, как-то неубедительно вышло, и даже голоса своего Софрончук не узнал: какой-то жалкий тенорок вместо обычного низкого баритона.
Тем временем с глазами Ульянова произошло мгновенное превращение – они вернулись в свое прежнее, нормальное состояние и снова в упор смотрели на Софрончука без гнева и пристрастия.
– Как семья? – вдруг спросил Ульянов, и Софрончук чуть не подавился от неожиданности:
– Спасибо, товарищ генерал, все здоровы. Все трудятся, каждый на своем участке, так сказать…
– А наследник, он как? Школу скоро заканчивает, наверно?
– Уже закончил, товарищ генерал, в Инязе, на пятом курсе.
– О, как время летит… Английский учит?
– Так точно, товарищ генерал!
– Это правильно… правильно… Язык главного противника… А завтра ты, кажется, не работаешь?
– Так точно, выходной!
– С семьей, конечно, отдыхать
