почти сразу, как только им удавалось исполнить эту роль. Вдохнув полной грудью, Лаверн закрыл глаза. Память выудила из своих закромов звук тарахтящего «Паккарда», запах жареного мяса, звон ключей, дивное далёкое пение.
– Майк, – услышал он голос Фанни. – Майк ты здесь?
Сердце бешено забилось в груди. Дыхание стало неровным, хриплым. Волнение превратило ноги в непослушные ходули.
«Я здесь! Здесь! Здесь!» – хотел закричать Лаверн, но понял, что не может.
Открыв глаза, он удивился, что не видит прежнюю картину неба. Веки широко распахнуты, но вокруг темнота. Густой воздух отказывался проникать в лёгкие. Тошнота подступила к горлу. Лаверн боролся с телом, отчаянно цепляясь за остатки сознания, но тьма побеждала. Неизбежная, непобедимая. Последнее, что смог почувствовать Лаверн – боль от падения. Она проникла в него, заполнив каждую клетку, вытеснив всё, что оставалось от здравого смысла.
Дальше наступило забвение. Он плыл в его пустоте, словно ребёнок в утробе матери. Ни мыслей, ни страхов, ни печалей. Безбрежный океан бесконечности разверзся перед ним, затянув в свою пучину. Но неожиданно, где-то высоко, сквозь пелену сна и мрака, он услышал далёкий голос. Тихий и слабый, но он пошатнул монолитную гладь мрака и безмолвия, заставил её расколоться, выпустив пленника.
Лаверн слабо кашлянул и открыл глаза. Он находился в больнице. Подключённая к нему аппаратура издавала слабый монотонный писк. Капельница закачивала в вены какой-то раствор. Лаверн снова слабо кашлянул. Горькая улыбка тронула его губы. Как странно, наверное, вернуться из мира тьмы и увидеть перед собой не лицо жены, ребёнка или одного из родителей, а бледное, напуганное случившимся, лицо соседа по комнате.
– Ну, и напугал же ты меня! – признался Синтас.
Лаверн еле заметно пожал плечами и шепнул одними губами:
– Извини.
Последовавшие за этим две недели он провёл в больнице. Его единственным посетителем был Синтас, в котором неожиданно проснулся хороший друг.
Он взял у врачей брошюру о паллиативном лечении и пообещал лично проследить за исполнением всех пунктов. Это рвение рассмешило Лаверна, позволив отвлечься от тягостных мыслей, но в ту же ночь сосед по палате, в которой он лежал, умер, напомнив ему о том, что скоро это случится и с ним.
Оставшись в одиночестве, Лаверн достал спрятанную пачку сигарет и закурил. Ночь была тёмной, и крохотный красный уголёк сигареты, казалось, был способен осветить всю палату. Зловещая тишина давила на уши. Одиночество и пустота стали почти материальными. Никогда прежде Лаверн не ощущал так явственно близость смерти. Она стояла возле кровати, дышала в затылок. Заботы и препараты возвращали силы, но Лаверн знал, что стоит ему уйти из больницы, стоит остаться без живительных растворов, вливаемых круглосуточно в вены, и от сил не останется и следа. Он умрёт в муках и страданиях.
Он вспомнил, как умирал мужчина на соседней кровати и ужаснулся. Нет.
