Чтожъ, если не сметесь. Отчего же. Мн говорили, тутъ одна обвнчалась. А не знаете, когда отправка наша будетъ?
– Такъ ты пойдешь?
– Удивительный вы, – сказала она, покачавъ головой. – Чтожъ вамъ такъ понадобилась такая, какъ я. – И она опять улыбнулась. – <Какъ же вдь я въ Сибирь пойду.
– И я пойду съ тобой.
Все ея существо было поглощено желаніемъ куренья и вина. Все, что онъ говорилъ ей, она понимала, но не связывала это съ своимъ и его положеніемъ, не связывала этого съ прошедшимъ.
– Чудно это что то, – сказала она.>
Она была безобразна въ своемъ халат, съ этимъ желтымъ цвтомъ лица и синевой подъ глазами, главное же, она отталкивала своей душевной мертвенностью, отсутствіемъ всякой духовной жизни. Она казалась полуидіоткой. Но, удивительное дло, Нехлюдова это нетолько не отталкивало, но еще больше, какой то особенной новой силой притягивало къ ней. Онъ чувствовалъ, что ему должно разбудить, зажечь, хотя бы согрть ее своей любовью. Если даже не согрть, то сдлать все что можно, чтобы согрть и воскресить ее. И любовь его къ ней росла, именно потому, что онъ ничего не желалъ себ отъ нея, а желалъ только для нея, желалъ всего себя отдать для нея.
– Я знаю, какая ты, помню тебя, помню твое сердце тогда, когда мы въ первый разъ видлись у тетушки.
– Что вспоминать, – сказала она, и на щек ее дрогнуло что то.
– И мн лучше тебя не надо жены, – продолжалъ Нехлюдовъ, – не то что лучше не надо, а я не стою тебя.
– Ну, это ваше дло, – сказала она, опять овладвъ собой, тмъ же ровнымъ, почти идіотскимъ голосомъ. – Давайте теперь, – быстро оглянувшись, проговорила она, замтивъ, что смотритель отошелъ на другой конецъ комнаты.
Нехлюдовъ досталъ дв 3-хъ рублевыя бумажки и положилъ ей въ руку.
– Вотъ это хорошо, – сказала она, робкимъ воровскимъ жестомъ пряча бумажки въ рукавъ. – Приходите опять въ четвергъ. Поскорй бы сослали. А то вахтеры здсь такіе – пристаютъ.
Скоро посл этого къ нимъ подошелъ смотритель и потребовалъ Катюшу за ршетку. Нехлюдовъ былъ минуту въ сомнніи, какъ проститься съ ней: поцловаться или пожать только руку. Она стояла передъ нимъ сложивъ руки и ожидая. Онъ вспыхнулъ, она тоже покраснла, также, какъ 14 лтъ тому назадъ за кустомъ сирени, но стыдъ этотъ былъ совсмъ другой, чмъ тотъ. Думалось и то, что надо поцловать, чтобъ она не думала, что я не хочу, и ставлю ей въ вину ея позоръ. И она думала тоже. Думалось и то, что поцлуй можетъ навести на мысль о тхъ отношеніяхъ, которыя, несмотря на женитьбу, не должны быть, думалось и то, что совстно при всхъ этихъ людяхъ. И онъ ршилъ, что не надо, и пожалъ ее руку. Рука была таже твердая и пріятная.
