не только не раскаивался, но испытывалъ новое чувство радости и энергіи. Катюша была все также мертва и непривлекательна, но именно эта непривлекательность, отвратительность ея только увеличивала въ немъ его чистую любовь къ ней, не ждущую ни отъ нея, ни отъ кого бы то ни было какой нибудь награды, любовь, ищущую радости и блага не себ, а другимъ. Онъ испытывалъ чувство подобное тому, которое бы испытывалъ человкъ, отогрвая замерзшаго друга. Съ каждымъ днемъ и часомъ онъ чувствовалъ, какъ разгорается все больше и больше тепло въ его душ, и это увеличеніе тепла, т. е. любви, не то чтобы радовало его – радости тутъ не было, напротивъ, тяжелое, напряженное чувство, – но удовлетворяло его, давало ему сознаніе того, что онъ длаетъ то, что нужно длать и лучше чего онъ ничего не можетъ длать. Удастся ему пробудить въ ней жизнь,159 вызвать въ ней вс лучшія воспоминанія ея чистой жизни, вызвать въ ней хоть не любовь, но сочувствіе къ себ, это будетъ огромное, сверхъ должное счастье, не удастся, и она останется такою и его женою, онъ все также будетъ окружать ее заботой и любовью, и ему будетъ также хорошо. Кром приготовленія къ женитьб, это послднее время Нехлюдова занимали и его проэкты освобожденія себя отъ земельнаго рабовладльчества.
Проэктъ его былъ готовъ, и въ ближнюю Рязанскую деревню, въ то самое, унаслдованное ему отъ тетушекъ имніе онъ създилъ самъ, чтобы написать съ крестьянами условіе, въ дальнія деревни Нижегородскія и Самарскія онъ писалъ,160 что прідетъ тогда, когда будетъ отправлена партія, т. е. въ Іюл. Въ Рязанской губерніи у него было 800 десятинъ прекрасной черноземной земли. Едва ли гд въ Россіи была лучшая земля и едва ли тоже гд въ Россіи народъ находился въ худшей нищет, бдности и униженіи. Рабство земельное, и ужасное, жестокое рабство, было здсь совершенно очевидно.
Тогда, 14 лтъ тому назадъ, когда онъ гостилъ у тетушекъ, онъ ничего не видалъ этаго. Земли были вс захвачены дворянами,161 и крестьянамъ отдана только самая малая и худшая часть, такъ что теперь, 30 лтъ посл освобожденія, при кое гд удвоившемся населении, крестьянамъ кормиться съ своихъ надловъ было невозможно: недоставало хлба на полгода. Уйти, переселиться крестьянамъ воспрещалось, – тогда правительство было противъ переселеній, – такъ что крестьяне волей-неволей должны были закабаляться помщикамъ, чтобы работать на нихъ или нанимать землю по 15, 20 рублей за десятину или обрабатывать по 4 рубля серебромъ сороковую десятину. Голода, признаннаго голода тогда еще не было, но Нехлюдовъ теперь, съ своей точки зрнія земельнаго рабства глядя на крестьянъ этой мстности, былъ пораженъ ихъ нищетой.162 Держались только т, которые могли отпускать своихъ работниковъ въ города въ каменьщики, плотники, дворники, и богачи, закабалявшіе
