Верзила, – кто женится на такой язве, как ты, – будь его мать жива или мертва, – ославлен, и хуже ему уже не будет.
Тимми тут же пожалел о сказанном.
– Прости, Мэгги Роуз, мои слова, я погорячился.
У Тимми начало ломить в левом виске, – верный признак того, что он слишком много думает. «Прости меня, Господи, если я зря так поступил с тем парнем, который меня знать не знает, и задал ему взбучку, и дал его имя священнику, чтобы тот огласил его вместе с именем моей сестры».
Рыжему Верзиле не понравилось, как мать приняла свадебный подарок, который передала с ним Лотти. Это была пара наволочек, обвязанных по краю крючком. Миссис Шон заявила, что лен был грубым и что Лотти перепутала рисунок в середине одной из сторон.
– Ничего подобного, – громогласно заявил он. – Моя Лотти все делает на совесть.
– Ох, никудышная из нее, верно, хозяйка, сынок, – вздохнула вдова.
– Матушка, побойся Бога!..
– Еще раз повысишь на меня голос, – прервала она его, – и мало тебе не покажется. И рост не поможет!
«Дева Мария, – молился про себя Тимми, – не дай мне выйти из себя, ведь я здесь всего ничего пробуду – с матушкой, которая меня родила, и меньшой сестрицей».
В следующее воскресенье Пэтси с матерью договорились притвориться, что ничего не имеют против женитьбы. Когда священник огласил брак во второй раз и прихожане повернулись, чтобы позлорадствовать, миссис Мур с любезным поклоном им улыбнулась, а Пэтси одарил семейство Шон нежной улыбкой. Это вызвало всеобщее замешательство. После мессы прихожане сбились в кучки перед церковью и принялись обеспокоенно перешептываться. «Что же вдруг случилось? – спрашивали они друг у друга. – Он все-таки женится на девчонке?» Все испытывали огромное разочарование. Рыжий Верзила расслабился и подобрел. В конце концов он все сделал правильно.
Два дня спустя Патрик Деннис закинул за спину самодельный вещевой мешок из грубого льна. В нем лежали все его пожитки: шесть цветных носовых платков, сменная рубашка и пара шерстяных носков, связанных любящей матушкой.
– Так ты пошлешь за мной до конца года? – спросила мать в десятый раз.
– Обещаю, матушка.
– Поклянись!
Пэтси поклялся на маленьком молитвеннике в черном кожаном переплете, который она подарила ему на первое причастие.
– Да умереть мне на месте, если я не пошлю за тобой до конца года. Господь мне свидетель.
– Аминь, – сказала мать, засовывая молитвенник в его вещевой мешок.
Перед тем как сесть на велосипед, Пэтси еще раз оглянулся вокруг. На бархатные, зеленые, пологие холмы… голубое небо с легкими белыми облаками и розовые дикие розы, цеплявшиеся за ветхую серую каменную стену вокруг дома.
Ему не хотелось уезжать – не хотелось, и все тут. Но его закружил вихрь событий, дело было сделано, и уехать было легче, чем остаться.
Пэтси приплясывал от нетерпения,
