и поклялась, что кину весь мир, прежде чем хотя бы волос упадет с моей головы.
– Твоя мать – святая, и она не заслужила такой дочери, как ты.
– Из-за этой святой меня теперь тошнит от доброты с милосердием! Она была для меня психоаналитиком наоборот, холила все мои неврозы. И кстати, я ей за это благодарна: только если я не буду похожа на нее, стану совершенно другой, избавлюсь от всех добрых чувств, вот тогда я добьюсь успеха.
– Какого успеха, Гортензия?
– Буду идти прямо к цели, не теряя времени, чтобы стать знаменитой, свободной, делать, что хочу, и зарабатывать кучу денег. Как мадемуазель Шанель, говорю тебе. Вот когда добьюсь успеха, тогда и буду доброй и милосердной. Заведу себе такое хобби, ради удовольствия.
– Будет уже поздно. Ты растеряешь друзей и останешься одна.
– Тебе легко говорить. Ты родился не просто в рубашке, а в целом выходном костюме с галстуком и запонками! А мне надо грести против течения, грести и грести.
– Для чемпионки по гребле у тебя маловато мозолей на руках.
– Мозоли у меня на душе.
– А, так у тебя есть душа? Приятно слышать.
Она оскорбилась и умолкла. Конечно, у меня есть душа. Я просто ее не выпячиваю, вот и все. Когда Зоэ позвонила и рассказала про открытку от папы, у меня сжалось сердце. А потом Зоэ спросила дрожащим голоском: можно я у тебя буду ночевать, когда в следующий раз приеду в Лондон? И я ответила: «Конечно, Заинька». Значит, у меня есть душа, правда?
Эмоции – пустая трата времени. Слезами горю не поможешь. Сейчас по телику люди чуть что, сразу плачут. Противно. Потому и вырастают целые поколения озлобленных неудачников, безработных, живущих на социальные пособия. Потому и появляются целые страны, вроде Франции, где все ноют и корчат из себя жертв. Она не выносила нытиков. А с Гэри можно было спокойно разговаривать, не изображая из себя филиал Красного Креста. Он часто спорил с ней, зато слушал и отвечал.
Она обвела взглядом гостиную. Идеальный порядок, приятно пахнет чистотой, Гэри может спокойно входить, не рискуя наступить на стринги или вляпаться в недоеденное пирожное.
Взглянула на себя в зеркало: тоже все идеально.
Гортензия вытянула длинные ноги, полюбовалась ими, взяла последний номер «Harper’s Bazaar». «100 секретов красоты: маленькие тайны звезд, профессионалов, подружек». Она просмотрела статью, не нашла для себя ничего нового, перешла к следующей: «Конечно, джинсы! Но какие?» Она зевнула. Наверное, уже трехсотый материал на эту тему. Пора прочистить мозги редактрисам модных журналов. Когда-нибудь интервью будут брать у нее. Когда-нибудь она создаст собственный бренд. В прошлое воскресенье на барахолке в Кэмдене ей повезло купить джинсы от Карла Лагерфельда. Продавец божился, что настоящие. «Почти новые, – хвастался он, – любимая модель Линды Евангелисты». «А теперь моя, – звонко объявила она, сбив цену ровно вдвое. – Кончай лапшу на уши вешать, не на такую напал!» Надо, конечно, эти штаны как следует апгрейдить, сделать из них событие:
