место.
– А куда тебе торопиться-то?
– Не люблю целыми днями сидеть сложа руки.
– Сходи в кино, погуляй, понаблюдай за людьми на террасах кафе. Отпусти на волю свое воображение, и в один прекрасный день сама не заметишь, как сочинишь историю.
– Ага, про человека, который по ночам в парке нападает на одиноких женщин с ножом, и об умершем муже, который шлет открытки!
– Ну и чем тебе не сюжет?
– Нет уж! Я хочу это все забыть. Хочу вернуться к своей хабилитации.
– К своей… что?
– К хабилитации… ну, то есть повысить докторскую степень, получить разрешение на научное руководство.
– И в чем состоит эта… штука?
– Надо представить всю сумму публикаций: диссертацию, все научные статьи, выступления, лекции. Тяжесть, между прочим, неподъемная: у меня уже почти семнадцать килограмм! И комиссия их рассмотрит.
– И зачем это надо?
– Чтобы занять профессорскую должность в университете, получить кафедру…
– И зарабатывать кучу денег!
– Нет! Университетские преподаватели не гонятся за деньгами. Они их презирают. Просто это вершина карьеры. Становишься важной шишкой, тебя уважают, приезжают к тебе со всего мира проконсультироваться. В общем, все то, что мне надо для самоутверждения.
– Ну ты даешь!
– Погоди, до этого далеко! Мне еще года два-три корпеть, прежде чем являться на комиссию.
А комиссия – это уже другая песня. Надо защищать свои труды перед брюзгливыми мужиками, по большей части мачистами. Они разбирают твое досье по косточкам и при первой же ошибке указывают тебе на дверь. Являться рекомендуется в жеваной юбке и в сандалиях без каблука, а главное – не брить ноги и подмышки, пусть оттуда кусты торчат.
Ширли, словно подслушав ее мысли, воскликнула:
– Жози, ты мазохистка!
– Знаю, над этим я тоже решила работать, надо научиться защищаться! Я приняла кучу верных решений, пока говорила со звездами!
– Млечный Путь наставил тебя на путь истинный! И какое же место на этом празднике серого вещества отводится любви?
Жозефина покраснела.
– Когда я кончила возиться с рукописями и уложила Зоэ…
– Так я и думала: с булавочную головку!
– Ну, не всем же улетать на седьмое небо с человеком в черном!
– Туше!
– Кстати, как он там, человек в черном?
– У меня не получается его забыть. Это ужасно. Я решила больше с ним не видеться: и сердце не хочет, и голова отказывается, но каждая пора моей кожи вопит от голода. Знаешь что, Жози? Любовь рождается в сердце, а живет под кожей. Он притаился у меня под кожей, сидит в засаде. Ох, Жози! Если б ты знала, как мне его не хватает!
Иногда он щипал меня за ляжку с внутренней стороны, вспомнила Ширли, оставался синяк, мне нравилась эта боль, нравилась эта синева на коже, я берегла этот его знак, память о мгновениях, когда я готова была умереть, потому что знала:
