style="font-size:15px;"> Он вежливо пропустил ее вперед, шутливо заметив:
– О! Я допущен в святая святых! Большая честь!..
Он явно собирался что-то добавить, но осекся. Она достала из холодильника бутылку шампанского и протянула ему, чтобы он открыл. Они пожелали друг другу счастливого Рождества и всего самого лучшего в наступающем году. Все-таки он очень обаятелен, даже с этим ландшафтным дизайном на голове. Интересно, что у него за жена? Никогда ее не видела.
– Я хотел у вас спросить, – начал он, понизив голос. – Ваша дочь… как она отреагировала на то, что случилось с мадам Бертье?
– Это был шок для нее. Мы много говорили об этом.
– Дело в том, что Гаэтан молчит. – Вид у него был озабоченный.
– А другие ваши дети? – спросила Жозефина.
– Старший, Шарль-Анри, ее не знал, он учится в лицее. А у Домитиль она никогда не вела… Меня беспокоит только Гаэтан. А поскольку он учится в одном классе с вашей дочерью… Может, они говорили об этом?
– Она мне не рассказывала.
– Я слышал, вас вызывали в полицию.
– Да. На меня тоже напали, совсем недавно.
– Таким же образом?
– Ох, нет! Не сравнить с тем, что случилось с бедной мадам Бертье.
– А вот комиссар полиции сравнил. Я ходил к нему, он меня принял.
– Знаете, полицейские часто преувеличивают.
– Не думаю.
Эти слова он произнес сурово, как будто подозревал ее во лжи.
– В любом случае это неважно, я же не умерла! Я здесь, пью с вами шампанское!
– Я боюсь, как бы он не взялся за наших детей, – продолжал мсье Лефлок-Пиньель. – Надо потребовать, чтобы дом взяли под охрану, чтобы здесь постоянно дежурил полицейский.
– Круглосуточно?
– Не знаю. Это я и хотел с вами обсудить.
– Почему надо устанавливать охрану специально для нашего дома?
– Потому что на вас напали. Вы же не будете это отрицать?
– Я не уверена, что это тот же самый человек. Не люблю все валить в одну кучу и делать поспешные выводы…
– Но, мадам Кортес…
– Можете называть меня Жозефиной.
– Я… нет… Я предпочитаю «мадам Кортес».
– Как вам угодно…
Их разговор был прерван приходом Ширли, Гэри и Гортензии, нагруженных покупками и раскрасневшихся от холода. Они притопывали, дули на замерзшие пальцы и громко требовали шампанского. Жозефина представила всех друг другу. Эрве Лефлок-Пиньель церемонно поклонился Ширли и Гортензии. «Рад с вами познакомиться, – сказал он последней. – Ваша мама много о вас рассказывала». «Вот новости, – подумала Жозефина, – я вообще ничего о ней не говорила». Гортензия наградила Лефлок-Пиньеля самой любезной из своих улыбок, и Жозефина поняла, что тот сразу раскусил ее дочь. Гортензия явно была польщена и прониклась к
