препятствия. Все это не улучшило настроения ее брата. Но так как они были связаны взаимной любовью то, то он обещал ей, в случае если сэр Джон поправится, не вести дела дальше. Но если сэр Джон умрет, что весьма вероятно, то честь заставит его отомстить за поступок, в котором он сам отчасти виновен. – Я читаю этого человека, как открытую книгу. Он хитер, как дьявол. Он хочет вас, Розамунда, и он не может рассчитаться со мной, как бы я ни вызывал его на это. Поэтому, чтоб смыть оскорбление, которое я ему нанес, он решил убить Киллигрю – он думает, что это послужит мне предупреждением. Но если Киллигрю умрет… – И он продолжал в том же духе, заставлял ее сердце трепетать от страха при виде того, как растет вражда между двумя существами, которые она любила больше всего на свете. Наконец, вспомнив обещание сэра Оливера, что жизнь ее брата будет священна для него, она успокоилась. Она верила ему. Она верила его слову и той удивительной силе, которая позволила ему брать на себя то, что не мог бы взять более слабый человек.
Вспоминая все это, она гордилась им еще больше.
Но сэр Джон Киллигрю не умер; он пролежал семь дней между жизнью и смертью и начал поправляться. В октябре он уже был на ногах, бледный и худой – он превратился в тень. Одним из первых его выездов было посещение замка Годольфин. Он явился переговорить с Розамундой о ее женихе – и сделал это по просьбе ее брата. Но в его словах не было той уверенности, которую она ждала от него. Дело в том, что на пороге смерти, когда его земные интересы отошли на второй план, сэр Джон взглянул правде в глаза, и ему пришлось сознаться, что он получил то, что заслужил. Он понял, что поступил недостойно – хотя в тот момент этого не сознавал, – что оружие, которым он сражался с сэром Оливером, не было достойно джентльмена. Он понял, что его обуяла старая ненависть к дому Трессилианов, подогретая недавно полученным отпором в деле лицензии. Понял, что и зависть сыграла в этом немалую роль. Подвиги сэра Оливера на море дали ему богатство и, благодаря этому богатству, он снова стал играть видную роль в этой местности и затмил значение Киллигрю из Арвенака. Но несмотря на это, он не считал сэра Оливера достойной партией для Розамунды Годольфин. Она и ее брат были отданы под его опеку их покойным отцом, и он добросовестно исполнял свои обязанности до совершеннолетия Питера. Розамунду он почти боготворил, и мысль выдать ее замуж за Оливера Трессилиана была ему неприятна. Прежде всего в нем была отвратительная трессилиановская кровь – особенно сильно проявившаяся в покойном Ральфе Трессилиане. Не может быть, чтобы и у Оливера она не проявилась. В нем было традиционное трессилиановское буйство. Он вспыльчив и жесток, и пиратство, которым он занялся, более всего подходило к его характеру. Он был груб и надменен, не поддавался исправлению и попирал ногами чувства других людей. Был ли Оливер, – спрашивал он себя, стараясь быть беспристрастным, – достойным мужем для Розамунды? Мог ли он вверить ее счастье такому человеку? Нет, не мог, это несомненно. Поэтому он пришел поговорить с нею, так как считал это своим долгом и так как мастер Питер просил
