и, чего греха таить, щедро оплачиваемой согражданами работе.
– А как же настоящая служба! Штатский-не штатский, а всякий должен быть готов в строй встать. «За царя, за Родину, за веру!»
– Друг мой, всеобщий призыв уже третий год отменили, – почти по-отечески улыбнулся Велецкий. – Неужто вы панель не смотрите?
– При чём здесь панель? – насупился Слава. – При чём здесь призыв? Я, может, не плоше Вас… ну, в глубине души… и тоже хочу настоящую пользу приносить! В настоящем деле!
На том и условились: как только Слава будет полезен в каком-нибудь «настоящем деле», майор Велецкий непременно его позовёт. Разумеется, майор более всего надеялся на то, что с непривычки Слава даже после неплохого виски будет-таки мучаться в понедельник главоболием, каковое есть лучшее средство от глупых идей. Ровно так оно и получилось, а потому утром среды Слава был безмерно удивлён, услышав в своём рабочем телефоне знакомый голос с коротким вопросом: «Друг мой Ростислав, Вы не передумали участвовать в расследовании?».
Слава уходил с работы в этот день пунктуально, но не без внутреннего трепета. Может быть, лучше сказаться Велецкому больным? Или занятым до позднего часа? Мало ли какой заморский концерн открылся в столице и срочно, срочно требует новых кадров! С другой стороны, авантюрная часть его натуры – маленькая, потаённая до времени и оттого пугающая теперь – требовала узнать по крайней мере то, в чём заключается дело. Ведь не мог же Слава понадобиться для заурядного крючкотворства в Охранке!
Дело сразу же показалось ему простым и захватывающим одновременно: Велецкий решил прикрыть лавочку рассыльных, торговавших чуть не по всей Выборгской то ли морфином, то ли ещё чем похуже. Александр Климентович рассказывал страшные вещи о том, что дурманщики обхаживают тысячу с лишним человек. «Завирает», – лениво думал Слава, с чувством гоняя чаи у Велецкого в домашней столовой, обставленной без излишеств, но со вкусом. У самого Славы столовой дома, понятное дело, отродясь не водилось, зато водилась супруга и двое малолетков – а оттого ужинали у Алекса. Приходящая кухарка уже откланялась, снабдив мужчин горячими кушаниями и чаем, а потому можно было секретничать, не опасаясь чьих бы то ни было посторонних ушей.
– Неужто действительно наркотические вещества?
– Наркотические и определённо запрещённые. За них несчастные любые деньги выложить готовы…
– Бедняги… – вздохнул Слава.
После смерти отца он по молодости лет сам едва не стал морфинистом. Но суровое внушение и тяжёлая рука супруги оказались и тогда действенным средством от душевной нестабильности.
– Так что, друг мой Ростислав, – продолжал Алекс, – это расследование выходит делом не только служебным, но и общественным. То есть самой настоящей службой по всем статьям. Как раз такой, которой тебе и хотелось.
– Но, я… Как я-то тебе могу в нём пригодиться?
– По всему получается, Слава, что порошок этот им доставляют в газетах рассыльные. В тех газетах, которые не по
