нужен Рюмин Евгений Алексеевич.
– Я буду Рюмин Евгений Алексеевич. Проходьте до хаты.
Так началось их знакомство. С того дня Марк и ездил в Болшево, как на работу, почти каждый день. Как выразился позднее один из его московских знакомых, «окучивать» Рюмина. Поначалу Рюмин принимал Марка за дачника и каждый раз, словно видя его впервые, бросался показывать ему свое нехитрое жилище, стуча босыми ногами по скрипучим доскам. Марк его не разубеждал и покорно за ним следовал. Из своего прежнего российского опыта Марк знал, что процесс «окучивания» неизбежно предполагает потребление известного количества спиртного. По первому случаю он взял с собой бутылку водки и вскоре понял, что это было ошибкой. Водка подействовала на Рюмина разрушительно. У него стал заплетаться язык от первой рюмки, а после третьей голова его упала на не вполне чистый стол, и он громко захрапел. Действуя методом проб и ошибок, Марк довольно скоро выяснил, что наиболее благоприятно на Рюмина действует портвейн. Правда, «Агдам» и «Три семерки», о которых Рюмин часто вспоминал с легкой дрожью в голосе, в московских магазинах более не встречались. Их удалось заменить молдавской продукцией в необычной формы бутылках.
От портвейна Рюмин смягчался, и его тянуло на воспоминания. Это как раз, что было и нужно Марку. Он подливал ему молдавского пойла и незаметно переводил воспоминания в нужное для него русло.
Вскоре удалось выяснить, что дом этот построил его отец Алексей Евгеньевич Рюмин, инженер-путеец. Он ушел добровольцем на фронт в сорок первом и пропал без вести. От него осталась фотография – сорокалетний стройный красавец. Мать несколько раз выходила замуж, с ней Рюмин объехал почти весь Союз. А когда умер ее последний муж от развившегося на почве алкоголизма туберкулеза, она вернулась жить в этот дом, где и померла, царствие ей небесное…
А сам Рюмин после школы был в армии, потом рабочим на стройках. Последние годы служил в военизированной охране.
Когда Марк в первый раз упомянул соседскую дачу, Рюмин заволновался. Нервно заходил по комнате. Налил и одним духом высадил стакан портвешка. Как оказалось, детские его впечатления были на редкость отчетливы.
– Суки они белогвардейские…
Как выяснилось, он часто заглядывал на ту дачу. Там было двое молодых парней, лет шестнадцати-семнадцати. Как-то раз они играли в теннис на полянке, а маленький Рюмин подносил им мячи. А говорили они меж собой не по-русски. А потом они стали бросать в Рюмина мячами – так, для забавы. И все в голову ему целились. Один раз даже попали мячом в глаз. И весело гоготали, когда он, заливаясь слезами, побежал домой.
А потом всех, кто был на той даче, парней и их родителей, увезли на больших черных машинах. А дом весь обыскали. Перевернули все вверх дном. Когда все уехали и все затихло, Рюмин пробрался в их дом. На полу лежали газеты и книги, и все больше не по-русски. Одну книжку Рюмин сохранил. Вот она, стоит на полке. Рюмин протянул Марку книгу в старинном переплете. На корешке было выбито золотыми буквами: «Oeuvres de Molière»[3].
Это,
«Сочинения Мольера»
