за руки.
«Ну и пусть», – сказал он себе. – «Все равно фигурку сниму я». – И представил, как сегодня весь вечер будет держать в своей ладони нежную теплую руку Читли.
– Приветствую, Нау! – Иксочитли с улыбкой протянула ему красный цветок атаауа: – это на удачу.
– Спасибо. – Науали прицепил цветок на лацкан пиджака и перевел взгляд на приятеля. Ехидно поинтересовался:
– Тепо, ты украл у своего прадедушки выходной костюм?
Тепочтли хмыкнул:
– Идем записываться, шутник, а – то придется нашей Читли целоваться с тем полицейским или вот с этим типом в канотье, – он вскинул подбородок, указав куда-то в толпу, – а это уж будет совсем невесело.
– На них уговор не распространяется, – задорно пояснила девушка.
Науали записался первым. Тепо вторым. Когда мужчина в котелке выкрикнул: «Науали Ниман!», тот вышел вперед. Стянул пиджак, отстегнул манжеты, воротничок, и принялся расшнуровывать ботинки.
– Нау! – вдруг окликнул его Тепочтли.
– Что? – поднял на него взгляд Науали. Вид у Тепо был растерянный и какой-то слегка виноватый.
– Я знаю, мы в последнее время не очень ладим, ты меня прости, если что-то не так, хорошо?
– С чего ты это сейчас начал?
– Просто так. Ты… знаешь, не забывай, что мы все-таки друзья.
И тут, бывают же такие совпадения, – оркестр заиграл старое танго Тлапицаля. Оно было модным еще до рождения Науали, но почему-то до сих пор часто звучало с эстрады и по радио:
Как цветок душистый, как перо кецаля
трепетна ты, дружба радостных сердец…
– Я помню.
– Держи. – Тепо протянул ему вывалянную в тальке губку.
– Спасибо. – Науали наскоро обтер губкой руки, вернул ее приятелю и шагнул к столбу. Обхватил его повыше, подтянулся. От волнения немного вспотели ладони и стали соскальзывать, как будто он смазал их маслом, а не натер тальком. Почему? Столб ведь не мог быть настолько скользким. Науали так сильно, как только смог еще раз обхватил столб, подтянулся, помогая ногами, поставил руки повыше, до скрежета сжав зубы, подтянулся еще раз, опять выбросил руки. Каждый новый сантиметр требовал почти нечеловеческих усилий. Все сильнее сводило плечи и живот, руки ехали по гладкому дереву, тело, как будто, стало в два раза тяжелее и предательски тянуло вниз. Он задыхался, но сдаться не мог. Не имел права. Если сдастся, – больше не сможет себя уважать. Когда до верхушки оставалось всего полметра, судорога в предплечьях заставила его разжать руки. Науали скатился вниз, как капля стеарина скатывается по свечке. Больно шлепнулся задом о черную брусчатку мостовой:
«Почему?.. Подземный владыка раздери? Почему?!»
Разве после
