и хорошо закусить. Готовить совсем не умела. Морковь, свёкла, картофель, лук и помидор кидались в мясной бульон целиком в нечищеном виде.
– Сварится, получится борщ, – уверяла она.
Мы с ней особо не спорили, но и не ели. Чай нальет, две ложки сахара насыплет туда, два раза мешанёт ложечкой: «Всё, сладкий, пей!»
Детей своих она не имела, поэтому очень радовалась, если родители оставляли нас с братом на недельку у нее. Мы вечно ходили голодные, ели чёрный хлеб с переваренным кислым малиновым вареньем. Таскали из трёхлитровой банки сухое молоко и жевали его прямо так – сухим. Она рвала нам черёмуху и складывала её в немытую тарелку из-под борща, который ела только собака Чебурашка. А ночью мы по очереди с братом спали возле ёлочки на раскладушке (такое растение, которое напоминает огромный укроп. В букетах школьников оно еще часто встречалось в наше время).
В этом доме нам было позволено абсолютно ВСЕ! Даже днём можно было не спать.
Она материлась, как сапожник. Под раздачу мата попадал дед Слава, собака Чебурашка, двое свиней и десяток кур. Была очень приветлива с соседями и продавщицами в «нашем» магазине, так в деревне называют любой магазин, находящийся ближе к дому.
Баба Аня втихаря поила бражкой моего пятилетнего папу. Словом, она была простым человеком. Слишком простым для теперешнего времени.
– Андрюшку больше люблю, – ехидно говорила она. – Он при встрече бежит обниматься, а Анютка нет.
После прижимала меня к засаленному карману халата и вытаскивала из него кофейную конфету, напоминающую маленькую подушечку (такие конфеты любят старики, так как они мягкие). Обида моя в секунду исчезала. Да и не было это обидой.
Баба Аня светлый человек, который останется в моей памяти на всю жизнь. Иногда я достаю из коробочки золотые серьги, которые она мне когда-то подарила, и разглядываю их… Сколько же им лет? Иногда хочется их сдать и купить что-то современное, то, что я действительно стану носить, но моя рука не поднимается сделать это.
Уже давно нет на этом белом свете моей бабы Ани. Знаю, что, глядя с неба на меня в эту минуту, она улыбается. Каждому из нас хочется, чтобы о нём помнили. Ведь, если жива память о человеке, значит живёт с нами и частичка его души. Пожалуй, я не стану продавать эти серьги, а подарю в старости какой-нибудь девочке, которая мне сильно понравится. Которую захочется так же прижать к своему халату и вытащить из кармана подушечку, угостить и ещё крепче обнять.
Серьги
Когда лёд на Енисее стал, но зимник (ледовая дорога) ещё не открыли, к нам из Момотово пришли баба Аня с дедом Славой. Шли прямо так – по торосам, в холод и ветер. Дело это для них привычное.
– Страшно? – спросила мама у бабы Ани.
– Страшно, – ответила она, – да и тяжело уже прыгать по льдинам. А когда эту дорогу сделают неизвестно.
Неизменный гостинец – квадратные конфеты в виде подушечек, обсыпанные какао уже забивали
