прикипел душой, а к новому потом долго приходилось привыкать, но и его ждала та же участь – отслужив свой срок, он отправлялся в растопленную печку, чёрным дымом вылетал в трубу, как и не было его вовсе, или же он наполнялся до отвала мусором и вывозился вместе с другим хламом на свалку.
Ничего теперь не выпадало, не исчезало и не терялось, но сдача в магазине время от времени всё равно забывалась, а за ней так лень было возвращаться, не то что за потерянной жвачкой.
На пароме до Момотово
Утро было солнечное, но по небу кое-где проплывали тяжелые серо-грязные облака. Дело шло к дождю.
Папа отвез нас с бабушкой и братом на пристань в Галанино. Паром ещё не приплыл с «той стороны», он даже ещё не пристал к противоположному берегу Енисея и у нас оказалась уйма свободного времени.
Бабушка повела нас в магазин, купила сандалии мне и брату и гостинец для момотовских родственников. А потом мы долго кидали камни в реку и разглядывали незнакомых людей, тоже ожидавших парома.
До этого паром мы никогда не видели. Мне казалось, это непременно будет белый красивый пароход, но к берегу пристал какой-то огромный грязный поддон, напоминающий плот. На него стали заезжать машины и мотоциклы, люди без транспорта заходили позже.
Никаких лавок там не было. В основном все люди сидели в своих машинах. Мы заняли место на палубе у перил.
Паром начал отчаливать от берега и со скрежетом железа об гравий медленно двинулся вперёд.
Непередаваемое чувство детского восторга помню я. Всё было таким новым, интересным. Енисей – глубокая река, по которой туда-сюда ходили гружёные баржи. Вода казалась чёрной и сразу вспомнилось море, его мы видели в четырехлетнем возрасте, а сейчас нам было по шесть.
Паром шёл очень медленно, так как направлялся наискосок против течения. Через минут 15 мы уже были на середине реки, как вдруг подул сильный ветер и внезапно пошел дождь, все стали прятаться по машинам, а мы побежали под козырек – жалкое подобие укрытия от солнца и дождя.
Ветер на Енисее особенно холодный.
– Можно мы переждём дождь в рубке (место, где сидели работники и откуда шел выход в кабину машиниста), – спросила бабушка и нас кто-то пропустил.
Грязное помещение с кабинками для переодевания работников, весь чёрный, будто в мазуте, стол и одна длинная лавка: это скромное неопрятное убранство наполняло маленькое пространство помещения. Сидели мы там минут 5—7, дождь шёл, но уже не такой сильный.
В дверь вошёл мужчина, ругнулся матом, закрывая за собой дверь, не замечая нас. Подошел к шкафчику, достал оттуда банку тушёнки и, когда развернулся, понял, что не один здесь.
– Драсьте, – растерянно поздоровался он, поставил банку на стол и вошел в помещение машиниста.
Слышно стало, как кто-то там начал ругаться. Разобрать ничего было невозможно, потому что мотор парома работал громко.
– Кто
