почасовой график, я не спешу.
– Тебе хорошо, – завидует Толик. – А вот у нас сдельщина. Помоги, Валера, будь другом, – обращается он ко мне, склоняясь опять над запаской.
Двоим сбросить с машины колесо легче, чем одному поднять его на машину. Закон всемирного тяготения. Это знает даже Козуб. Он для этого слишком долго учился.
Произнеся короткую речь, полную негодования и угроз, он разворачивает машину и подвозит нас прямо к проходной.
– Спасибо, – говорит Толик, слезая. – И не забудь, Витя: мы кончаем работу в четыре.
Вплотную к нашему цеху примыкает склад тары под оборудование – беспорядочное нагромождение ящиков на большом пространстве.
Толик, раскинув руки, лежит на траве под ящиком. Я стою рядом. Курим. Светит солнышко. До начала работы еще минут двадцать. Делать нечего.
– Не хочется на работу идти, – вздыхает Толик. – Ты бы рассказал что-нибудь, что ли?
– Стихи хочешь?
Толик стихи не любит, но тут соглашается:
– Давай стихи.
– Ну, ладно. – Я взбираюсь на один из ящиков. Толик принимает удобную позу, смотрит на меня снизу вверх.
В пустыне чахлой и скупой
На почве, зноем раскаленной,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит один во всей вселенной.
Вокруг, насколько хватает взгляд, стоят эти большие заграничные ящики. Они громоздятся друг на друга и кажутся каким-то странным пустынным городом…
… А царь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
– Ну как? – спрашиваю я.
– Здорово! – искренне говорит Толик. Он залезает на ящик и садится на край, свесив ноги. – И как ты все это помнишь? Не голова, а совет министров. Я даже в школе когда учился, никак эти стихотворения запомнить не мог. Не лезут в голову, да и все. Слушай, а вообще вот, наверное, которые стихи пишут… поэты… ничего себе зарабатывают.
– Наверно, ничего, – соглашаюсь я.
– Работа, конечно, не для всякого, – задумчиво говорит он. – Не с нашими головами. А я вот читал в газете: один чудак нашел в пещере… забыл чего нашел. Деньги, что ли. Ты не читал?
– Нет, не читал.
Толик вздыхает.
– Мне бы чего-нибудь такое найти, я б матери платье новое справил. Джерси.
– Да зачем ей джерси?
– Ну так, знаешь. Слушай! А что, если мы с тобой вдруг проваливаемся сквозь землю, и перед нами… – он закатывает глаза и мечтательно покачивает головой, – куча золота.
– Да ну тебя, – говорю я. – Нужно тебе это золото.
– А что? – говорит Толик. – Зубы вставил бы.
– Зачем тебе? У тебя и свои хорошие.
– Золотые лучше, – убежденно говорит Толик.
Разговоры мы вели, может, и глупые, но в то время я мало думал об этом.
Я относился к Толику хорошо
