шоссе. Тот то приходил в сознание и начинал стонать, то умолкал. Возле той речки, где они недавно умывались, Виталий положил его под куст, а сам, обессиленный, приник губами к прозрачной воде.
Что же делать? Что делать? Из головы не выходили слова молодого: «Останови машину… я знаю, что сказать». Но может, он бредил? Но нет, не похоже…
Самарин встал и замер – от леса доносился явно приближающийся металлический рокот. И он увидел два танка. Один за другим они двигались вдоль леса. Из башен выглядывали танкисты. В следующее мгновение он разглядел на башнях танков белые звезды. Наши звезды!
Самарин, подняв вверх автомат, побежал наперерез танкам, крича во весь голос:
– Стойте! Стойте! Стойте!
Танкист увидел Самарина, когда он был всего в нескольких шагах. Танки остановились, глухо рокоча моторами.
– Что тебе, папаша? – спросил танкист, вылезший по пояс из башни.
Самарин не мог ответить. В горле у него забулькало. Он стоял и беззвучно смеялся.
– Рехнулся! – прокричал танкист другому и, перегнувшись к Самарину через край башни, спросил криком: – Папаша, немцы тут есть?
Самарин все смеялся и ничего не мог сказать. Вдруг он понял, что танки сейчас уйдут. И тогда он бросился на танк и стал вскарабкиваться на его скошенный передок. В смотровую щель он смутно увидел чьи-то глаза и закричал туда – в черноту щели:
– Я к своим пробиваюсь! Возьмите меня! Товарищи! Товарищи!
Никогда он не забудет этих минут. И как он потом рассказывал танкистам, кто он такой, а они не верили. И как он, вынув из ботинка партбилет, отдал его танкистам, и они смотрели на фотографию в билете, потом на него – и снова не верили.
Но потом все же поверили и взяли его в танк. Тут он стал рассказывать о подозрительных окруженцах – надо взять того, который еще жив, но танкист только обматерил его.
Позже Самарин узнает, что танки находились в разведке и заниматься еще и его окруженцами не могли.
Самарин, как приказал танкист, лег на горячее, пахнущее горелым маслом днище, засунул голову под сиденье водителя.
Что затем происходило с танками – Самарин не знал. Оглохший от грохота, одуревший от гари и дикой непрерывной тряски, он ощущал такое счастье, что ему хотелось плакать.
Спустя какое-то время тряска вдруг прекратилась и наступила тишина. Кто-то дергал его за ногу:
– Жив? Вылезай!
Когда он спрыгнул с танка на землю, ноги не удержали его, и он упал, больно ударившись головой о гусеницу. Сам не смог встать. Его подняли и повели куда-то.
Потом он узнает, что из разведки вернулся только один танк, его танк. Опять везение. И он будет нещадно ругать себя за то, что не узнал имен своих спасителей. Когда спохватился, этого уже нельзя было выяснить…
В штабе, где он оказался, его сразу же передали в особый отдел, так что пожилой окруженец о порядках в нашей армии был информирован неплохо.
С этого и начался допрос – Самарин
