и Карандову.
Летний рассвет скорый. Он начался вместе с птичьим пересвистом и мерным шумом просыпающегося леса. Самарин разглядел окруженцев. Тот, что с хриплым голосом, уже в летах – сорок ему, не меньше. А другой мог быть Виталию ровесником – коренастый парень с удлиненным лицом, несколько отяжеленным, выдвинутым вперед подбородком. А у пожилого лицо было простецкое, русское – нос лепехой, серые глаза, густые темно-русые волосы. На обоих – заношенная пехотная одежда рядовых, лица заросшие, грязные. У пожилого на коленях лежал незнакомый Самарину автомат. Заметив, что он смотрит на автомат, пожилом шевельнул им и сказал:
– Личный трофей…
У молодого была винтовка без штыка, он держал ее торчком, зажав между коленями.
В это время явственно донесся далекий артиллерийский гром.
– Неужто фронт уже близко? – спросил пожилой.
– Весь день слышно было, – ответил Самарин.
– Будешь пробиваться?
– Надо…
– Мы тоже… А только тут, близ фронта, немцев густо. Пробьемся?
– Надо… – Самарин отвечал односложно и уклончиво – что-то его неосознанно тревожило. Может, то, с каким любопытством разглядывал его молодой. Или что-то еще…
– Где бороду подправлял? Вроде парикмахерских для окруженцев еще не открыли! – вдруг весело и с каким-то неуловимым акцентом спросил молодой.
Черт его дернул там, у учителя, подкоротить бороду!
– Ночевал в пустой избе, ножницы нашел… – улыбнулся Самарин. – А то вырастет, как у Льва Толстого…
– Лев Толстой!.. – рассмеялся молодой.
– А чего это ты говоришь не очень по-русски? – спросил у него Самарин.
– Мобилизован из Латвии. В Красной армии теперь как в Ноевом ковчеге!.. – все так же весело ответил молодой.
Теперь пожилой, слушая разговор, рассматривал Самарина как-то излишне пристально. Потом встал, взобрался на край воронки, посмотрел во все стороны и снова спустился на дно.
– Пойдем днем или будем ждать темноты?
– Лесом можно и днем, – ответил Самарин.
– А ты что же, безоружный? – спросил молодой.
– Какое у строителей оружие! Топор да лопата.
– А если напоремся?
– Ухожу без боя – такая моя тактика.
– Война без стрельбы… – покачал головой парень.
– Ничего… Вон сколько прошел.
– Откуда идешь?
– От самых Барановичей.
– Ого… – уважительно произнес пожилой. – А мы из клещей под Минском выскочили. Пятеро нас было. Один ночью отбился, пропал. Двое погибло. Мы-то стреляем, если что… – Он резко поднял голову, прислушался к грому, который на этот раз был посильнее.
Прислушался и молодой. Они переглянулись.
И снова в душе Самарина шевельнулась неосознанная тревога. Он пытался в ней разобраться, но никаких конкретных поводов
