как только истечет срок ежегодного контракта. Еще полгода в министерстве, но совершенно уже с другим настроением: в конце туннеля сияет ярчайший свет!
В само путешествие он отправится к лету, и оно будет долгим: ни единой причины ограничивать себя временем. Для начала отправится в Европу, станет перемещаться автостопом и пешком. Зимой – жить в городах, летом – на природе.
Денег – после продажи машины и погашения кредита – едва ли останется много, но на авиабилет до Европы хватит. А там… Он сумеет заработать на жизнь: сезонными работами, по мере необходимости. Вживаясь в новые места, знакомясь с людьми, занимаясь тем, что ему интересно, он будет познавать мир – во всём многообразии.
Когда Европа будет изучена, он двинется на восток – в Индию. Затем… Да что загадывать – мир необъятен! Мира хватит надолго, но рано или поздно он приведет ищущего туда, куда до́лжно прийти, и там… там уже станет ясно, что дальше.
Путешествовать – как мог он забыть? Он ведь хотел этого всегда, по крайней мере с тех пор, как… Теперь уже и не вспомнишь, когда это началось. Ну, положим, со знакомства с тем южноафриканским путешественником в кибуце. Впрочем, еще прежде, покидая Россию, он отправлялся по сути за приключениями.
Прошло уже восемь лет – чертова уйма времени – с тех пор, как он, выпав из родительского гнезда, ведет самостоятельную жизнь. И во что это вылилось? Вначале мир поманил его, указал на возможность собственного пути, но немедленно отвратил, соблазнил – кинул ерзать в накатанной чужой колее: все эти университеты, министерства…
И что же, все эти годы – зря, и жизнь начинается лишь сейчас? В любом случае, теперь он – стреляный воробей. Теперь его на мякине не проведешь: не соблазнишь и не отвратишь от своего пути. Отныне всё будет иначе!
Между тем, мякина для воробья уже была заготовлена, и не только заготовлена, но и рассыпана.
Сообщить подруге о грядущем расставании было непросто: объясняясь, Макс чувствовал себя немногим лучше персонажа Михалкова наутро после того, как тот пропел Бесприданнице «мохнатого шмеля».
Лана изменилась в лице, а овладев собой, заявила, что поедет с ним. Неважно куда. Пришлось изыскивать аргументы, прибегать к метафорам («это только мой путь… на нём нет места двоим…»). Слова – словами, но правда в том, что он искал новой жизни, а Лана, сколь ни была ему дорога́ (а к этому времени она уже была ему дорога́, хоть он и убеждал себя в обратном), была частью жизни прошлой, ее средоточием и олицетворением.
Макс был готов к тому, что, узнав о его намерениях, Лана тут же его покинет, нанеся тем самым превентивный удар. Либо станет устраивать сцены с уговорами, слезами, упреками… Но после того разговора они не возвращались к теме отъезда и вели себя так, словно над ними не навис этот дамоклов меч и им не предстояло расстаться через несколько месяцев навсегда. Лана словно установила табу, Максу же лишний раз поднимать вопрос своего отъезда было бы и вовсе глупо и даже бестактно. Возник своего рода «заговор молчания».
– Есть
