style="font-size:15px;"> – От нее? – Генрих покачиваясь тупо смотрит на Робика. – Без обратного адреса… Почему не вскроешь?
– Это последний патрон.
– Там же может быть адрес. – Генрих молчит, покачиваясь. – Тогда я вскрою сам.
Генрих с ревом «Отдай!» валится на Робика, хватает его за горло, они падают на диван. Робик отбивается встает.
– Псих! Мишугене. Масхара хренова…
Генрих уже спит. Робик укрывает его пледом, с отвращением нюхает сигарные окурки, собирает в кулек, свернутый из газеты, достает из кармана стограммовый «мерзавчик» водки, пишет на салфетке записку, достает из бумажника несколько денежных купюр, задумывается, добавляет еще одну. Деньги кладет под записку, сверху ставит «мерзавчик», уходит. За ним брякает дверь. Ветер с открытого балкона гуляет по комнате, шевелит газеты, колышет «ёлочку». В телевизоре возникает заставка: Москва, Кремлевская стена. Раздается мелодия песни «Утро красит нежным цветом…»
Генрих Масхарашвили видит сон.
Он в Амстердаме, на Всемирном фестивале дураков, он в костюме Наполеона. Король дураков Джанго Эдвардс вручает ему золотой лавровый венок Дурака года. Генрих произносит речь. По ходу речи он играет Наполеона, Муссолини, Гитлера, Сталина, Ленина. То он фюрер с чёлкой и усиками, то Муссолини, то Сталин с трубкой, то Ленин с кепкой… Он стоит на возвышении и порой как бы застывает, становясь очередной статуей. Время от времени его истуканы валятся с постамента, и тогда клоуны подхватывают его и ставят снова. И Генрих оживает в новой маске… Внезапно в ряду его персонажей возникает Пушкин с Тверского бульвара. Генрих становится в позу поэта, аккуратно опускает неведомо откуда взявшийся цилиндр на правую ягодицу и задумывается… Он переносится в Москву на Пушкинскую площадь, под знаменитый памятник. Здесь, как раз под пушкинской шляпой, его ждет Мария, Генрих целует ее, они быстро идут вместе…
Генрих снова – застывший Пушкин на сцене. Он меланхолично смотрит в амстердамский, по-карнавальному бурлящий зал. Но вот это уже другой зал, серый, из давешнего телевизора, аплодирующий. У прохода сидит аккуратно причесанная молодая женщина в строгом костюме. Генрих узнает в ней Марию. Она встает и все быстрее идет к выходу. Генрих спрыгивает со сцены, бежит за Марией. За ним по серому залу несется его пестрая свита – это клоуны из Амстердама, среди них Джанго, Слава Полунин, Джастин Кейс, Нола Рей, Папа, Леня Лейкин, Кефт, Анварушка… Вот они высыпают на серую улицу, где их не замечают. И понятно – ведь все они попали в кинохронику, идет обстрел города, рушатся дома. Но и трамваи ходят, и кафе работают, и мороженщица предлагает свой товар детям. Вдали улицы мелькает Мария. Ее останавливает веселый Артур с автоматом, проверка документов. Зачистка. Артур рассматривает паспорт Марии, лукаво поднимает бровь, улыбается. В это время рядом беззвучно взлетает на воздух соседний дом, рушится огромная стена… Артур оглядывается, лицо его, как в немых лентах начала века, искажается ужасом и гневом, он стреляет из автомата по бегущей толпе, Мария убегает. И Генрих бежит за ней. Вот она сворачивает за угол, Генрих за нею. И внезапно из серой военной кинохроники вваливается в яркий, праздничный Париж.
