взглянул на Марченко, Каретника, Чубенко. Никто не проронил ни слова, и участь Генриха Гизо была решена.
Маркусова, который не вмешивался, отпустили с миром.
После такого тарарама ночевать в имении не стали, нашли хутор поглуше. Быстро разместились кто где. Нестор с Тиной спали на сеновале. Утром, когда позавтракали, она принялась перевязывать ему руку. Пустяковая рана не заживала, беспокоила. Конюх, что пришел за сеном, спросил:
– Помбчь?
– А ты что, доктор? – усмехнулась Тина.
– Не-е. Зато у нас тут ведун имеется. Рожденый.
– Какой? – хмуро поинтересовался Нестор.
– Они встречаются двух сортов: деланые и рожденью, как и ведьмы, – охотно объяснял конюх, опираясь на вилы. – Хотя настоящий ведун, понятно, рожденый. От природы, значит. Мне вот этого ярчука подарил.
Тина теперь заметила, что у ног мужика стоит большой серый пес. Глаза его злобно поблескивали. А из-за широких амбарных ворот выглядывал Петр Лютый. Он не доверял тем, кто ходит около Батьки с вилами и собакой, пусть и простой крестьянин. Мало ли что у него на уме. Петр сжимал в кармане браунинг.
– Помесь волка с собакой – ярчук надежнее любого друга, даже и любимой жены, – убежденно сказал конюх. – Дедулька наш, ведун, и с травками крепко знается. Ранку твою в два счета примнет. Позвать?
Он хотел угодить атаману и не скрывал этого. Тина взглянула на Нестора. Тот покусывал губы.
– Не сомневайтесь. Он вас не побоится. С самим лешим боролся в обхват.
– Ну, и кто кого? – не выдержал, усмехнулся Махно.
– А никто никого. Наши в одночасье косили в Дибривском лесу. Вдруг ка-ак засвищет, ка-ак повеет. Аж дубы поклонились, и огонь полосой, полосой хлещет, и оттуда вопль грозный: «Гэ-эй! Гэ-эй!» Дед Панас, ведун значит, один не наложил в штаны, кинулся в огонь… – конюх судорожно глотнул.
– Продолжай, – попросила Тина, прикрывая Нестора кожухом. Было довольно прохладно, хотя сквозь щели уже пробивалось осеннее солнце.
– Леший его как сграбастал, ка-ак крутанул… – рассказчик поднял вилы и вертел ими. Лютый оторопел: бежать на помощь, стрелять? Но конюх опустил их. наконец, и продолжал с почтением: – Не тут-то было. Дедок наш тоже не подарок, и покатились они пламенным колесом в чащобу. До самой высокой зари борюкались. А потом Панас…
– Ладно, зови его, – согласился Махно.
Взяв добрый навильник сена, конюх ушел. Появился Щусь, доложил обстановку. Пока всё было тихо.
– Надо ж в Дибривки сбегать, – напомнил Федор. Ему не терпелось увидеть жену молодую, мать, хату: сгорела или уцелела случайно? Чем можно помочь? Как там соседи? Да и хлопцы рвутся домой.
– Всем идти опасно, – заметил Нестор. – Вдруг засада. Давай-ка, наверно, так. Собери только земляков.
Щусь согласился. Зашли Семен Каретник и Петренко. Разговаривая с ними, Махно увидел высокого и совсем не сгорбленного деда, который
