циферблата. В комнате снова стало светло, пусто и одиноко. Впрочем, как всегда.
Остаток дня я ходила по комнатам, собирала и особенно аккуратно раскладывала вещи по полкам. Помыть полы, пропылесосить, стереть пыль, отчистить ванну. Мышцы начали ныть, но тугая пружина сожаления почти распрямилась. Во всём произошедшем за минувшие сутки было что-то неправильное. Отпустившее нервное напряжение включило мысли, ощущения, но умиротворение и спокойствие не возвращались. Так бывает, когда забываешь, к примеру, выключить свет в доме перед уходом на работу. И целый день тебя не покидает ощущение неправильности, незавершённости важного дела. Хотя, возможно, просто совесть всё не может успокоиться.
Ночью в пустой, гулкой квартире стало совсем жутко. Тени в углах напитались чернильной густой тьмой и колыхались бархатными текучими силуэтами. Непрекращающийся гул проживающего ночную часть своей беспокойной жизни города не умиротворял, как это обычно бывало. Гудки машин подчиняли биение моего сердца своему ритму, неровному, частому, тревожному. Простыни обвивались вокруг ног, сбивались комками, раздражали. Заснуть получилось лишь под утро.
Понедельник
Понедельник показался каким-то особенно тяжёлым. На работу не хотелось идти совершенно. Опять эти сочувственные или злорадные взгляды отовсюду. Хотелось стать совсем незаметной. Моя обычная одежда вдруг показалась нелепой. Зато блузка и джинсы, оставшиеся ещё со времён института, соблазнили своей простотой и уютом. Я усиленно пыталась настроиться на плодотворную работу, но получалось плохо. И всё же пришлось плестись в редакцию.
Деревья щедро усыпали асфальт и припаркованные машины пожелтевшей листвой. Сквозь шум города еле слышно шелестели редкие листочки, из последних сил цепляющиеся за ветки. Моя синяя мазда поблёскивала лакированными боками в ожидании хозяйки. Но за руль не хотелось садиться совершенно. Права я получила меньше года назад, и водила пока ещё не слишком уверенно. К тому же на первоначальный взнос мы сбрасывались вместе с Владиком. Кредит было решено оформить на меня. Но полностью своей я её не чувствовала. Вот и сейчас она стояла и хищно следила за мной узкими фарами. Бред какой чудится. Да, переживания последней недели уверенности в себе не добавили. Постояв перед машиной в нерешительности, я всё же решила ехать на метро. Утренняя толкучка оказалась совершенно непробиваемой и тоже не способствовала поднятию настроения. Со всех сторон, казалось, на меня направлены злые, напряженные взгляды.
В результате в редакцию я входила с опозданием на полчаса, обиженная на мир и обозленная на всех понаехавших в Москву. О том, что и сама такая, старалась всё же не думать. Но неприятности не желали заканчиваться. Прямо перед входом в редакцию меня уже ждала Юлиана. Густо прорисованные брови хищно изогнуты, острые носы красных туфель нацелены точно в моё не успевшее отдохнуть после выходных тельце.
– Милена, лапушка, ты не рано звездой себя почувствовала? – зло говорит Юлиана. – Что хлопаешь глазками своими голубыми? Я могу принять опоздание и даже невыход на работу журналистов
