ароматы свежей выпечки и корицы. Он открывал четвертую бутылку пива, когда к нему подошел Жданович и с мрачным лицом присел рядом.
– Агата вчера повесилась, – сказал он.
Кравченко сделал большой глоток из бутылки.
– Юркевич исчез. Никто не знает, куда он подевался, – сказал он в ответ.
Жданович кивнул, достал из кармана мятую пачку сигарет.
– Я думал, ты бросил?
– Никогда не поздно начать снова.
Они помолчали. Каждый раз, когда они встречались, в воздухе между ними повисал один и тот же вопрос. Они не хотели говорить о нем, но ни о чем другом они говорить не могли. Жданович, как обычно, не выдержал первым.
– Ты думаешь, он придет сюда, на Землю?
Кравченко встал, размял затекшие ноги. Надо уезжать. Больше он не выдержит этих встреч со Ждановичем.
– Конечно, придет. Он ведь не просто так оставил нам этого Бойцова. Прислал его, как открытку. Дохлого мужика… – Кравченко взял в руки початую бутылку с пивом. Он знал, что никуда не уедет, но думать об этой возможности было приятно.
– Он сделал это, чтоб мы на Земле знали: когда ему захочется кушать, он зайдет сюда на обед. Я только надеюсь, что это будет не на нашем веку.
Экосистема неземной красоты
Мария Артемьева
– Смотри. Ты когда-нибудь видел подобное? – спросил Унбегаун.
Туров обернулся.
Напарник стоял, согнувшись, и наблюдал за муравьем, строившим дом для своей семьи. Муравей был, разумеется, местный, гайянский.
Он суетился, озабоченно что-то вынюхивал, шевелил жвалами… Наконец, подхватил какую-то былинку, взвалил на спину и потащил.
Унбегаун следил за муравьем, напряженно вытянув шею.
– Смотри, смотри! – шепнул он Турову.
Былинка на спине муравья тоже была гайянская. Как только муравей выбрал ее из сотни других таких же былинок, этот крохотный, и, казалось бы, безмозглый кусок органики проснулся. В нем неожиданно забурлила жизнь, закипели страсти. Совершенно сухое на первый взгляд растеньице выпустило пышный мохнатенький хоботок с лиловым мешочком на конце…
– Сожрет его, – предположил Туров.
– Погодь, погодь, – усмехнулся напарник. Ждать пришлось недолго.
– Пуфф! – лиловый мешочек треснул, и муравья осыпало сиреневыми пушистыми хлопьями. В воздухе запахло чем-то вроде разогретого машинного масла.
– Вот, – усмехнулся Унбегаун. – Готов. Обрати внимание: во всех его труднодоступных местах – половозрелая пыльца. Куда бы он ни пошел теперь – по дороге будет заодно опылять экземпляры sonilla herba.
– И что? – спросил Туров.
Муравей тащил уже мертвую, отжившую свое былинку, чтобы достроить ею гнездо, а многочисленные живые собратья растеньица тянулись хоботочками к его лапам, и получали каждый свою
