Время пришло. Ты должен взглянуть.
– На что?
– Тебе, как новичку, это обязательно. Первая, так сказать, наука…
Таинственно улыбаясь, Унбегаун взял Турова за рукав и через всю комнату подтащил к какой-то трубке, торчащей из стены. Трубка заканчивалась черной маской – специальные очки или окуляры.
– Смотри туда. Там зеркала, фильтры – глаза не обожжешь.
Туров опустил лицо в пластиковую маску. И тут же схватился за Унбегауна: от внезапного зрелища у него перехватило дыхание. Он впервые увидел звездное небо Гайи.
Система перископов, с подсветками и фильтрами, выведенная на поверхность планеты, позволяла окинуть взглядом всю панораму.
Перед глазами ошеломленного Турова во всю ширь распахнулась настоящая гайянская ночь: глубокое черно-фиолетовое небо, густо усыпанное голубовато-серебряными и золотыми огнями. Незнакомые созвездия казались такими яркими и близкими, как будто до них можно было достать рукой. В зените небосвода сияла широкая, завитая вправо спираль – звездный лабиринт Галактики. Где-то там, среди множества других звездных систем, скрывалась Солнечная система и родная планета. Три тонких полупрозрачных сферы разного цвета и диаметра уходили к горизонту, растворяясь в ночи, словно хрусталь в воде. По земле стелилась бледная дымка.
Туров осторожно выдохнул… и небо разорвалось.
Ослепительно белый луч вскрыл фиолетовую тьму – будто кто-то расстегнул молнию на куртке… Небо распалось на половинки; из разрыва полетели искрящиеся огни. Разноцветные стрелы ударили в горизонт, расширяя прореху в небе. И вслед за тем весь свет мироздания рухнул на поверхность планеты. Белое сияние пало и растворило в себе Гайю: холмы, море, лес, верхние люки лаборатории…
Турову показалось, что он ослеп. Жалобно ойкнув, он дернулся… и открыл глаза.
Балансируя на одной ноге, он стоял, держась за стену.
Немного придя в себя и застеснявшись присутствия напарника, Туров осторожно глянул в перископ.
Там был все тот же, уже виденный им гайянский пейзаж – серебристые волны песка, черная полоса моря и голубой частокол леса вдали. Белесая мгла небес подсвечивалась с запада розовым шаром спутника C – самого крупного из трех лун Гайи.
– Который час? – хрипло спросил Туров.
Унбегаун кивнул и, поперхнувшись, будто у него в горле что-то застряло, ответил:
– Прошло три минуты.
– Так и мозги можно потерять, – отдуваясь, заметил Туров.
– Та ни! – махнул рукой беззаботный Унбегаун. – А зверская штука, скажи!?
Туров не ответил – восстанавливал сбитое дыхание.
В 8.30 утра автоматический регистратор Базы затребовал новую порцию сведений от наблюдателей с 17-го участка.
Туров пододвинул ближе к лицу капсулу микрофона и монотонно зачитал по готовым таблицам поправки
