кто-то заговорил о качестве местной обуви, ценах на нее и рациональности такой покупки. А она опять проиграла…
«Нет, – решила я, – поездка отпадает».
Хочу тишины и покоя. Иначе мне грозит психиатрическая больница.
Нельзя оставлять без ответа это доверчивое «ты вернешься?..».
А при воспоминании о семье Ярика и черной тени возле арки я вообще запретила себе думать о покое.
Должна была вернуться!
Надо более основательно подготовиться к следующему визиту. Взять с собой несколько пачек печенья или какой-нибудь другой еды, средства для мытья посуды и какие-нибудь необходимые мелочи.
Я сидела в кухне и пила кофе, наминая Томочкины пирожки.
Моя кухня была чистая, светлая, стерильная, с хорошей встроенной мебелью, с ламинированным полом и огромными окнами, над которыми тихо работал кондиционер. Она не была похожа на ту, в которой я сегодня утром мыла посуду, макая тряпку в соду. Но каким образом вырваться за пределы того двора?
С кем посоветоваться? И существует ли вообще хоть один человек на свете, который бы выслушал меня серьезно, кроме Стивена Хокинга, до которого – как до Парижа на четвереньках?
Вряд ли…
Стоп! Я вспомнила свое интервью пятилетней (или больше) давности с тем чудаком, который рассказывал для моей тогдашней газетенки разные небылицы о своих исследованиях времени и пространства.
Сохранились ли у меня его контакты?
Чуть не перевернув на себя кружку с кофе, я бросилась в комнату, опрокинула на пол содержимое своих ящиков. Вообще-то, я никогда ничего не выбрасываю! Это ужасно не нравится Миросю, так как записными книжками забиты все антресоли и старые чемоданы. Но ничего не могу с собой поделать. Каждый блокнот – это месяц или два моей жизни. Наверное, лет через десять смогу построить из них дом.
Значит, надо только вспомнить, какого цвета блокнот был у меня пять лет назад. Я неистово рылась в куче бумаг. Листала и листала страницы, теряя надежду отыскать номер телефона, адрес или хотя бы имя-фамилию того чудака.
Я отбросила очередную записную книжку и закрыла глаза.
И так, как это бывает, когда отпускаешь ситуацию, на меня само выскочило довольно яркое воспоминание: небольшая комната, заставленная и заваленная книгами и журналами, деревянный круглый стол, уютный абажур какой-то допотопной лампы, и в ее свете – красивое аскетичное лицо мужчины.
В такое лицо можно влюбиться и в пятнадцать лет, и в тридцать, потому что оно излучает доброту и внимание. Помнится, я просидела, слушая его комментарии, больше, чем мне было нужно, как завороженная. А вспомнив тот день, сразу, как на кинопленке, увидела на краю стола свой диктофон, лежащий на красном блокноте. Значит, блокнот был красный!
Выудила из горы бумаг красную потертую книжечку.
Нашла то, что нужно:
