имелся в виду президент Заболотный. Дальше следует довольно небрежное изображение эрегированного полового члена. Антон слышал, в королевстве Бутан фаллосами на стенах жилищ отгоняют злых духов. Здесь за такое могут отвесить, но добрые намерения анонимных художников перевешивают страх наказания. Ниже нарисован ушастый зверь придурковатого вида в шапке-ушанке, с бутылкой водки в одной лапе и пачкой банкнот в другой. Его имя, «Che-Bu Rashka», подошло бы вождю далекого африканского племени.
Дальше случается странное, и Антон потом готов будет поклясться на материнской плате, что такое с ним происходило впервые.
Мир сужается до ровной кирпичной кладки, которая вскоре затягивается туманом. В сером рыхлом абсолюте сполохи света. В полном ничто зарождается первое шевеление – отголосок земного ветра из тугого потока битов и байтов, разворачивающего в пустоте рукава. Бой барабанов – звук древний, как сама вселенная. Чернота обретает форму ушастого зверя, качающего бедрами в непристойном танце. Бурые пушистые уши прыгают в такт. Зверь оборачивается и сверкает ослепительными клыками. У него трехглазая бычья морда в венце человеческих черепов. Могучее синекожее создание пританцовывает множеством ног, сколько их, мельтешащих, не сосчитать, раскидывает пучки рук и вспыхивает пламенем. Ужасное видение горит, но не чувствует боли, вращается вокруг оси, как на вертеле, из пасти вылетает треск рвущейся ткани, хлопанье крыльев, рев горных ветров – такой странный у него смех. В этой вертящейся вакханалии Антон замечает еще шесть голов, по три с каждой стороны бычьей – человеческих, разноцветных, неприветливых, они скалятся, желают убить. Но не Антона – кого-то еще. Поднявшийся было из глубин страх падает в ноги: нет, не Антону уготованы копья, кинжалы, мечи в десятках лап, пики с отрубленными головами – а самой смерти. Бычемордый наконец замирает и глядит на нечаянного свидетеля с интересом, как на дворовую кошку, заносит над ним когтистую лапу и…
– Да очнись же!
От оплеухи Антон приходит в себя и жадно глотает воздух, будто вынырнул из воды. Ева, камчатский гейзер, трясет его за плечи.
– Испугал меня до чертиков, я уже собиралась звонить в скорую. Закатил глаза, начал что-то мычать под нос, а потом и вовсе завалился на бок.
Окинув Антона презрительным взглядом, она заключает:
– Ты под кайфом.
Склоняется к его губам, словно для поцелуя, отчего у Антона замыкает в цепи, и добавляет:
– Либо пьян.
– Ты не подумай, я не ширяюсь. – Антон слегка отодвигается, неловко улыбаясь и силясь вспомнить, сколько таблеток принял. – У меня рак мозга.
Впервые сказано вслух. Ощущение странное: будто о ком-то постороннем, поверху знакомом, на чьих похоронах, если уж пригласили ради массовки, не можешь выдавить ни одной искренней фразы, кроме пошлой банальности: «Он был хорошим человеком, заботливым сыном, надежным братом. Настоящим мужчиной».
Лицо Евы меняется, сквозь гнев проступает сочувствие,
