бокал и поднес его к своим губам.
– Вот и замечательно, – вдруг снова со всем благодушием, на которое только способен лучший друг, сказал Блойд. – Я очень понимаю ваши чувства, дорогой Бен. И я нисколько не сержусь на вас за эту минутную вспышку гнева. Признаться, я сам не знаю, как отреагировал бы, будь я на вашем месте. Но поверьте мне, все это оттого, что Вы не понимаете сути происходящего. Вы – солдат! Вы – лучший солдат Эссентеррии! И я первым брошу перчатку тому, кто скажет, что это не так. Место настоящего солдата на передовой. А передовая сегодня проходит здесь, в вашей Крепости. Посмотрите, на что вы тратите свою жизнь? Разве для этого вы были рождены? Неужели все, на что вы пригодны – это вливать в себя галлонами вонючее пойло, в перерывах заставляя солдат трамбовать плац своими сапогами?
Вице-Канцлер ненадолго умолк. Комендант не отвечал, он сидел насупившись и уперев тяжелый взгляд в пол. Но вопросы Блойда и не требовали ответа. Гут снова заговорил:
– Нет, Бен, не для этого бьется ваше благородное и отважное сердце. Всю свою жизнь вы положили на то, чтобы быть готовым в трудную для своей страны минуту встать грудью на ее защиту, не жалея ни сил, ни здоровья, ни самой жизни! Так вот, господин комендант, такая минута пришла! А вы? Вместо того, чтобы наконец выполнить свое предназначение, вы струсили! Нет, Бен, нет. Не перебивайте меня. Дайте мне закончить, – Блойд жестом руки остановил попытавшегося было вскочить со своего места Торна.
Комендант мог вынести все, что угодно, но только не обвинения в трусости. Но все же нечеловеческим усилием воли он остановил свой порыв и остался в своем кресле. Костяшки пальцев, сжимавших бокал, побелели от напряжения, ноздри его расширились как у загнанной лошади. Блойд тем временем продолжал:
– Мы с вами не зря заговорили о войне. Вы не хуже меня знаете обстоятельства последних лет. Вы знаете, до какой крайней черты был доведен народ Эссентеррии, как была истерзана, измучена и обессилена страна. Вы знаете, какой ценой мы освободили ее от этой заразы, от раковой опухоли старой власти. Они высосали всю кровь из Эссентеррии и продолжали бы обескровливать ее и дальше до тех пор, пока вовсе окончательно не уничтожили бы ее. Мы не дали им этого сделать. Но вы же должны понимать, что это только верхушка айсберга, что у дракона отрублена лишь одна из его многочисленных голов. Неужели вы думаете, что лишившись одной головы, это исчадие ада смирится, сдастся и покорно принесет на плаху все остальные? Вы же не наивный ребенок, Бен. Поверженный дракон жаждет реванша! Он спит и видит, как бы уничтожить впервые поставленную народом, справедливую и честную власть, уничтожить, смять, раскромсать, растянуть на куски Эссентеррию. И смею вас заверить, господин комендант, если ему это удастся, если только он вновь поднимет свои головы, проснутся и внешние враги. Эти стервятники не упустят случая урвать свой кусок от раздираемой на части Эссентеррии.
– У Эссентеррии достаточно сил, чтобы окоротить любого врага, – зло прервал собеседника Торн.
– Да,
