style="font-size:15px;"> После окончания школы Лика продолжила путь танцовщицы и поступила в институт культуры. Мой же папа затребовал более серьезной профессии для своей единственной любимой дочери. И я пять лет грызла экономику международных отношений, в которой ни черта не понимала.
Дверь распахнулась, ударившись о стену. В коридоре послышались громкие шаги Лики, а за ними тихие шаркающие моей мамы. Вероятно, встретились в подъезде. Я сжалась. Пропускать через мясорубку подробности. Нет, не готова.
– Боже, что с тобой? – Лика влетела в комнату и замерла возле дивана. – Что с ней? – теперь она обратилась к маме.
– Я же тебе говорила, что довела она себя. Из дома уже третий месяц не выходит. Сил моих нет, может, ты хоть ей втолкуешь, что мир клином на Димке не сошелся?
Мама пошла на кухню разбирать пакеты. Я полусидела, укутавшись в плед.
– Ау! – Лика провела рукой перед моим лицом, так, как врачи проверяют степень сознания человека. – Я приехала, твоя лучшая подруга. И ты могла бы поднять свой истощавший зад, чтобы обнять меня.
Честно, не хотелось. Да, я соскучилась по ней, но мы всегда были в разных моральных весовых категориях, сейчас же разница стала в миллион раз больше. Это из разряда, когда ты вдруг стал калекой, а здоровый друг сидит у тебя в палате и пытается тебя подбодрить. Откинув все-таки плед, я встала с дивана и открыла объятия.
– Лика, я очень рада, прости, мозг не варит, – сбросила с себя ответственность и, прижав ее к себе, чмокнула в щеку.
– Я думаю, сидеть тут сиднем не только мозг варить перестанет, вся скоро задубеешь. Устроила тут экранизацию сказки «Спящая красавица», еще б гномов наняла. Быстро одевайся, поедем по делам, – скомандовала она и направилась на кухню.
– Ну, бегом! – не оборачиваясь, бросила она мне. – Никакие отговорки не принимаются. «Сидит тут как бабка старая», – последние слова она говорила уже маме, которая шелестела на кухне пакетами, доставая из них продукты.
– Вот, вот, – вторила ей моя родительница. – Я ей то же самое говорю. Сходила бы куда, развеялась. Так не слушает. Уткнется носом в подушку и ревет.
– Из-за чего реветь?! – нарочито громко сказала Лика. – Прям-таки принц. Я сто раз тебе говорила – тюфяк твой Дима и недоумок. Такую бабу потерять.
Я сжалась еще больше, накинув на голову плед. Когда человек никогда не испытывал трагедии больше, чем разорванные на банкете чулки, объяснять, что тебе нечем дышать, глупо.
– Пока ты тут сидишь, – Лика подошла к дивану. – Там всех принцев разберут.
Встав с дивана, иду на кухню за чаем в надежде поменять тему. Я люблю Лику. Она очень близка. Мы многое прошли, но даже перед ней прячу свою уязвимость. Стыдно. Стыдно осознавать себя побежденной. Признавать прилюдно – больно.
– Лик, я не хочу никуда идти, – выношу две кружки чая. Керамика обжигает руки. – И принц точно мне не нужен. Как-то разочаровалась я в них.
– Вот, началась классическая фаза ненависти ко всему мужскому
