идиотами, если бы распределяли питомцев своих приютов и в Хеллбург…
«Стрела!» – вдруг написал у него перед глазами Платон. И ещё прежде, чем вспыхнули белые буквы, ярко раскрашенная палочка с пером разбилась в щепки о невидимую защитную стену перед паланкином. Стальное острие зазвякало, прыгая по булыжнику и оставляя после себя облачка фиолетовой пыли.
Непроизвольно зажмурившись на мгновение и бросив беглый взгляд на обломки стрелы, Судья снова всмотрелся в витрину, что под вывеской «Саркофаги с биотуалетами». Его по-прежнему интересовало объявление за фигурным стеклом «Можно напрокат!» и два образца в ярко освещённой витрине – в форме крокодила и тигровой акулы. Тотчас же принял он решение не реагировать и дело о сопротивлении межмирному правосудию не возбуждать. По сравнению с другими препятствиями, возможными на предстоящем Процессе, запуск старинной (точнее, под старину) стрелы предпочтительно оценить лишь как предупреждение о враждебных намереньях. Чьё? Доброжелателя обвиняемой? Её любовника? Любовницы? Сторонника полной судебной независимости города?
Мимо проплывала наклонённая над улицей длинная гранитная фигура сгорбленного старца ужасающей, отвратительной внешности. Декоративная псевдоготическая горгулья? Карикатура, гротескный портрет? Старинный кошель в правой руке… Ну, конечно же! А тут и вывеска вспыхнула золотым огнём: «Гнусный ростовщик». Если местный финансист поместил над банком такое своё изображение, он обладает не только капиталом, но и недюжинным чувством юмора. Судье захотелось, чтобы именно остроумцу-банкиру, соседу обвиняемой, выпал жребий участвовать в Процессе, лучше Обвинителем. Защитное поле банка оказалось такой мощности, что силач Платон покорно сместился ближе к середине улицы.
А вот и приметная бронзовая решётка перед входными дверями подъезда обвиняемой. Плоский и затейливо стянутый бронзовый дракон, раскрывающий страшную пасть на прохожего или посетителя. Решётка отъехала, скрывшись в стене, резная дубовая дверь за нею распахнулась. Однако Судья не торопился проникать внутрь здания. Напротив, он мысленно приказал Платону отойти на середину улицы, чтобы, не торопясь, рассмотреть цветастую россыпь цинковых блях с гротескными живописными портретами и именами жильцов, образующую нечто вреде плоской пёстрой тиары над входом. Ошибки нет, там фигурирует и молодая красавица (а как же?), называющая себя «прекрасной ведьмой Клео». Судья велел Платону специально, с возможностью максимального увеличения, сканировать бляхи. Всё вторично здесь, всё подражательно! Только сейчас до него дошло, что здания города куда больше похожи на неоготические архитектурные фантазии Эжена Виодле-ле-Дюка или Антони Гауди, чем на настоящую готику, а те же бляхи с информацией о жильцах то ли подражают польским гробовым портретам покойников XVII–XVIII веков, то ли пародируют их.
Теперь внутрь! Паланкин Судьи буквально взлетел по вычурной лестнице, сделанной
