следил за ней, когда она, окрыленная, в третьи пять минут слегка розовощекая, перемещалась вдоль длинного стола, садилась за него, снова занимала место за кафедрой. По истечении тридцати или сорока минут лекции я готов был влиться в ряды товарищей, сражающихся за русский язык под знаменем своего полководца – доцента Соболь.
А потом и вовсе произошло нечто. Случайность. Сущий пустяк. Зыбкое и невозможное в принципе. Елена Владимировна посмотрела наконец на меня.
У Елены Владимировны было два особенных взгляда в мою сторону. Ну, то есть имели место и другие из разряда не вполне нейтральных. Но в дальнейшую свою дорогу по жизни я забрал только эти два – первый и последний.
В то утро был первый взгляд ее карих глаз. Мимолетный, никем не замеченный, ничего, сказали бы вы, не значащий. На самом деле он значил очень многое, и не только для меня.
Темно-русые волосы, идеальные дуги тонких бровей, красивые глаза с умело подкрашенными ресницами. Вот и весь секрет? Может быть. Но мне кажется, что не все так просто. Отпор замужней женщины и заинтересованность, первое желание – юркнуть, как улитка, в свой панцирь и второе – не делать этого… страх и готовность его преодолеть… А всего-то две секунды – раз, два. И вернуться за кафедру, и обратиться ко всей аудитории, говоря с тайным смыслом только для меня:
– Новые средства выразительности нарушают языковые нормы. Тонкий и сложный процесс. Ненормированность, неправильность – источник разрушения и в то же время обогащения…
8
Я заболел. Всерьез и надолго. Сам себе и диагноз поставил – любовная маниакальность.
Все переживал в себе, молча. Спасался в тренажерке и в студенческом веселье. Встречался с Боженой почти каждый день – на свиданиях, не только в аудиториях. Мы посещали все те заведения, которые могут себе позволить студенты не самые бедные, но все же не достигшие среднего уровня. У родителей на развлечения ни копейки не брал, но кормился за их счет, пока получал образование. Они же платили за универ. Весь мой временной ресурс слагался из трех составляющих – учеба, Божена и подработки, деньги от которых уходили на Божену и пополнение собственного гардероба. Ремонтировал машины в гаражах, писал контрольные и курсовые для случайных на филологическом поприще личностей, репетиторствовал, в летние каникулы был бойцом студотряда. Прошу прощения за мою великую скромность, а также за бранные словечки, которые сейчас намерен употребить, – но я был создан для того, чтобы за неплохие бабки вкалывать промоутером и даже супервайзером; именно вкалывать, день-деньской, поэтому, как нормальный такой рабоче-крестьянский интеллигент в третьем поколении послал хозяина-эксплуататора куда подальше. Ну и он меня, соответственно, тоже. Выяснив, что для Божены наличие моего собственного автомобиля дело десятое, не стал откладывать на покупку машины. Иногда брал отцовский «Опель», однако старался не злоупотреблять. Мне важнее было сделать Божене хороший подарок на день
