она вам, эта соплячка. Тут такая женщина.
– Эта соплячка выставила меня дураком перед моими же людьми. Чертовка, если встречу, шкуру спущу, не рада будет, что на свет родилась.
– Успокойтесь, – слуге, как и мне не понравилась поднятая тема, и он поспешил увести разговор в сторону, – вам просто надо вести себя более тактично, более вежливо.
– Ты обещал научить меня этому. За что я плачу тебе пятнадцать золотых?
– Я делаю всё, что могу, но я…
– Признавайся, – голос барона стал похож на рык обиженного медведя, и близ стоящие слуги отодвинулись.
– Я всего лишь монах. Я не так много знаю.
– Значит, ты лгал мне? Нет, пятнадцать золотых это слишком много для оплаты, а вот верёвка и кусок мыла – в самый раз.
– Пощадите, – монашек был готов скончаться на том самом месте.
– Значит так, хлюпик. Либо ты найдёшь до завтра мне учителя, либо я тебя вздёрну на первом дереве. Ты меня понял? А расплачиваться будешь из своих денег, немало скопил.
– Хорошо, мой господин. Будет сделано, мой господин, – униженно раскланялся монах, затравленно втягивая голову в плечи.
А что ему ещё оставалось? Только последовать моему примеру и свалить от греха подальше. Но от куска хлеба с двойным маслом не всякий бегает.
Я ретировалась за ближайший угол, и северный варвар ушёл, так меня и не заметив. Всё, что мне надо было узнать, я узнала. Можно с чистой совестью идти спать. Осталось только завтра вовремя испариться…
– Господин менестрель! Господин менестрель!
Далеко уйти я не успела, меня прытко догнал давешний монах.
– Мне срочно надо с вами поговорить.
Я мысленно застонала и пожелала ему провалиться на том же месте. Господь сделал вид, что не расслышал, и я была вынуждена вежливо ответить:
– Что-то случилось?
– У меня к вам серьёзное предложение. Прошу вас выслушать меня.
– Я уже вас слушаю внимательно, – у меня тоскливо засосало под ложечкой.
– Дело в том, что моему господину, барону фон Штейну, требуется учитель благородных манер. Вы показались мне человеком утончённым и весьма вежливым. Быть может, вы возьмётесь за это дело?
Он умоляюще заломил руки и уставился на меня глазами побитой собаки. Невзрачный какой-то монах, даже глазу задержаться не на чем. Такие обычно всегда умнее своих господ и следуют за ними тенью. Не силён, к физическим нагрузкам не приспособлен, лицо узкое, неприметное. Знаете, такое как у всех, даже при особом желании не запомнишь. Глаза, правда, глубоко посажены, но какие-то блеклые и постоянно бегают, словно у вора. Хотя тут удивляться не приходится, быть на такой должности и не воровать, это надо быть святым, никак не меньше.
– Прошу меня простить, но как мне кажется, вашему господину не сможет помочь даже самый лучший и куртуазный преподаватель.
– Да, я знаю, – неожиданно серьёзно отмахнулся он, –
